Михаил Булавин - Боевой 19-й

— Заживает, — зашептал Зиновей.

— Ты что, голос потерял?

— Не-е, привык. Не велят шуметь. Тут есть совсем плохие.

— Скоро выпишут?

— Должно быть, не задержат. Намедни доктор обнадежил. Ды, говорит, Блинов, ejLue не одному беляку голову оторвешь. Я сам так думаю, товарищ командир. Боль небольшая. Крови я много потерял, ослаб дюже. А теперь питают, не жалуюсь. Ну, а что слыхать в городе, товарищ командир? Сестры да врачи только утешают. Это их такое дело. А как оно на самом деле? Устин, что в городе?

Паршин заметил, как бесшумно вошла в палату старшая сестра и,.не глядя ни на кого, остановилась у окна. В грудном карманчике белого халата поблескивал термометр. Она .чем-то напоминала Надю Болдину, такая же светловолосая, белолицая, только немного выше ростом. На вид ей было лет двадцать пять. Разговаривая с Зиновеем, Паршин чувствовал на себе ее взгляд. Несомненно, она прислушивалась к их словам, а может быть, хотела что-то спросить.

—. Да что ж, в городе так же, как и было, — задумчиво сказал Паршин. — Все идет по порядку. Работы, понятно, много. Дня мало.

Боясь расстроить Зиновея, он не хотел обстоятельно отвечать на его вопросы.

— Главное, Блинов, ты не тревожься. Если, скажем, произойдет что-нибудь опасное, мы доберемся до госпиталя и увезем тебя. А ты пока набирайся сил, поправляйся.

Он снова посмотрел на сестру, и ему показалось, что она вздохнула.

«Вероятно, оберегая покой раненых, она хочет, чтобы мы ушли!» — подумал Паршин и стал прощаться.

— Завтра, если выберем часок, обязательно забежим к тебе,— сказал Устин. — А ты не вешай голову.

— А ее вешать некуда, она на подушке лежит, — пошутил Зиновей. — Спасибо вам, -что проведали, — и он, как только мог, крепко пожал руки товарищам.

При выходе из палаты Паршин невольно оглянулся и встретился с глазами сестры. Поправляя косынку, она нерешительно шла за ними.

Паршин задержался.

— Товарищ, — заговорила сестра взволнованным шепотом, — скажите, насколько опасно положение города? У нас есть тяжело раненные товарищи, которых нельзя никуда отправить.

— А что изменится о.т того, если я скажу вам правду?

— Мы уничтожим некоторые документы.

— Положение очень тревожное. Я бы сказал... — Паршин замялся, подыскивая более точное слово, — город в серьезной опасности. Но говорить об исходе борьбы преждевременно. Мы готовимся, уверены в том, что отстоим город. Ну, а документы вц, конечно, подготовьте... на.всякий случай.

— Благодарю, — прошептала она.

Когда они вышли на улицу, Устин заметил:

— Хорошая сестра, красивая. С той барышней, тамбовской, схожа.

— Да-а, — не то соглашаясь, не то Опрашивая, ответил Паршин.

Некоторое время они шли молча.

«Пожалуй, это верно сказала. Если в госпитале есть раненые, которых нельзя вывезти, лучше уничтожить их документы...» — размышлял Паршин.

Устин Хрущев тихонько насвистывал.

Беспечность Устина развеселила Паршина. Он дружески похлопал его по плечу и, улыбаясь, спросил:

— Ну, как дела, Хрущев?

— Хороши, товарищ командир!

— Чем, все-таки, хороши?

— Ребята здорово стараются, винтовку уже хорошо знают. Теперь вот Зиновей Блинов вроде бы как на поправку идет.

Устин сделал при этом едва заметное, но выразительное движение плечами и головой, а веселое лицо его будто говорило: «Чего еще больше. Пока и этого довольно».

— Ну и хорошо, что все хорошо, а в пять часов вечера на площади Третьего Интернационала митинг. Построишь и выведешь свой взвод. Предварительно зайди к военкому.

Устин перестал свистеть и вопросительно посмотрел на Паршина.

— Что-нибудь серьезное случилось, товарищ командир?.. Ведь вот давеча Зиновей спрашивает, какие дела в городе, а мне как сказать ему, не знаю. А по всему видно, что...—он причмокнул и многозначительно покачал головой.

— Наши части оставили Касторную и Усмань. Казаки от города в одном кавалерийском переходе.

— Ну-у! — Устин, пораженный новостью, на секунду остановился.

— Да.

— Больно скоро. Видно, опять нам драться, товарищ командир?

— Опять, Хрущев, и позлее<

Солнце за день будто выгорело и, утратив яркость, спешило к закату. Небо серело.