Михаил Булавин - Боевой 19-й

Закончив трудовой день, рабочие широким потоком хлынули на улицы города. Они шли с развернутыми знаменами, с призывами, наскоро написанными на красных полотнищах.

Устин Хрущев подвел свой взвод почти к самой трибуне. Он смотрел на людское море, и не в силах был оторвать от него свой взор. В глазах рябило от бесконечно движущейся и колыхающейся массы. Она бурлила»^ клокотала, и Устину казалось, что он слился с нею в одном движении мыслей, чувств и ощущений. Здесь и там гремели песни.

«Вихри враждебные веют над—нами», — звучит с одного края площади. Мощной волной поднимается в ответ: «Вставай, проклятьем заклейменный!»

И страстным призывом гремит: «На бой кровавый, святой и правый...»

Около трибуны шпалерами стоят красноармейцы. Горит вечерняя заря. В холодном багрянце пылают окна домов. Косые солнечные лучи падают на трибуну. На подмостки, куда направлены' тысячи глаз, поднимаются члены губкома партии, губревкома, Совета обороны.

Площадь замирает. Митинг открыт.

— Слово предоставляется, — говорит человек с трибуны,—уполномоченному Центрального Комитета партии — Лазарю Моисеевичу Кагановичу.

К перилам трибуны подошел молодой человек с небольшой черной бородой, в простом черном полупальто с меховым воротником. Движения его уверенны, решительны. Он окинул взором людское море, глянул на красноармейцев и начал речь.

Многие слова не доходили до слуха. Их звук разбивался о стены домов, дробясь в многократное эхо.

Иные слова тонули в безбрежном океане воздуха. Но люди в жесте оратора, в его движении чутким сердцем улавливали страстный призыв, обращенный к ним.

Паршин разглядывал колонны рабочих, присматривался к замасленным блузам паровозников. Он видел собравшихся на митинг и знал, что они думают сейчас о враге, приближающемся к городу, и о борьбе с ним.

Обращаясь к многотысячной массе, Лазарь Моисеевич говорил о задачах рабочего класса и беднейшего крестьянства, о защите октябрьских завоеваний, о беспощадной борьбе с контрреволюцией, покушающейся на свободу народа, на власть Советов. И речь Кагановича'воспламеняла людей, звала на бой. Он энергично вскинул руку, и до слуха Паршина донеслось:

— Колесо истории вертится. Оно работает на нас. И горе тому, кто попытается повернуть его вспять!..

Паршин мгновенно поднес к уху руку, но уже следующие слова унеслись к другой стороне собравшихся, и он едва услышал:

— Пусть трепещет капиталистический мир перед восставшим пролетариатом!

Устин слушал, словно зачарованный. Иногда в знак согласия он кивал головой. Он стоял у самой трибуны, и ему было слышно все. И когда оглушительный треск аплодисментов пронесся по площади, Устин вдруг во всю силу своих легких крикнул:

— Ур-ра-а!

Отряд подхватил, и по всей площади прокатилось мощное «ура».

.. .Серый вечер. Гремит оркестр. С площади рота за ротой движутся бойцы на окраины города, на передовую линию обороны.

По домам нехотя расходятся горожане. Они снова не будут спать.в эту ночь, прислушиваясь к гулу далекой канонады. Темнеет город. Пустеют улицы. Гулко раздаются одинокие шаги патрульных.

После митинга Холодов и Паршин пошли на собрание партийного актива. По пути Холодов долго молчал. В его решительном взгляде и стремительной походке, даже в том, как он шагал, занося вперед правое плечо, Паршину чудилось что-то воинственное.

Паршин не чувствовал больше утомления, какое охватило его днем.

Вспоминая сейчас о Тамбове, о военном совещании, о многочисленных спорах, Паршин видел, насколько организованнее идет подготовка к защите города здесь, и поделился этой мыслью с Холодовым.

— Может быть, я ошибаюсь, товарищ военком, но мне кажется, что здесь больше единства, больше "сплоченности. А вооруженных сил намного меньше.

— Это, пожалуй, верно, — согласился Холодов. — Тамбовская губерния издавна известна своим эсеровским засильем, а коммунисты не сумели организовать свои силы, распылили их. Отсюда все последствия. Ты видел, с каким подъемом прошел митинг в железнодорожных мастерских, а затем нд площади?

В зале, куда они вошли, было людно. Холодов останавливался и заговаривал то с одним, то с другим. Паршин сел в стороне и стал разглядывать людей. Многих он видел в военкомате, в губчека, в губиспол-коме, в железнодорожных мастерских.