Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом

– Какое было отношение к противнику?

– В нас воспитывали ненависть. Я недавно был в Германии… Если бы тогда узнали, что я буду с ними чаи распивать да в кафе и ресторанах сидеть, честное слово, убили бы. Вначале я думал, что рассказы про их зверства – это просто агитация. Что такое война? Это кто кого первым убьет. А для того чтобы убить, надо очень сильно ненавидеть. А ненависть надо воспитать. Потом в одном селе мы наткнулись на кирпичный сарай. Дверь его была подперта снаружи бревнами, крыша сгорела и провалилась внутрь. Мы туда заглянули, а там несколько десятков обугленных скелетов. Кроме того, повешенных тоже регулярно видели. Тут уже стало понятно, что это не только пропаганда…

Но, конечно, с немцами воевать – это не с девочками плясать. Настоящие вояки были! Заставляли уважать себя. В бою старались уничтожить их как можно больше, а после боя… Вот ведут пленных, а у нас, может, и друзья только что погибли, а все равно кто махорочки им даст, кто сухарик вытащит. Я помню, наши танки в лесу остановились, а по просеке вели большую колонну немцев. Им организовали привал. Дошло до того, что раскурочили НЗ и угощали немцев. Одному я отдал пачку папирос «Казбек» и два хороших вкусных сухаря. Потом смотрю, этот немец что-то заерзал и достает из кармашка маленький пистолетик и патроны. Отдает мне. Я, чудак, расхвастался. Комбат увидел: «Шишкин, подари мне». А отнимать трофейное нельзя было, никто не имел права. Но как ты не подаришь комбату? Вот до сих пор жалею…

До той станицы, откуда меня призывали, немцы не дошли, но пленных через нее гнали часто. Бабушка моя потом рассказывала, что выходила вся станица (а в станице было три (!) церкви). Совали немцам кто картошку, кто молоко. Моя бабушка дала немцу краюху хлеба, а наш конвоир заметил и прикладом ей в бок. До самой смерти все у нее бок болел. Наверное, ребро сломал. Когда она мне потом рассказывала, я говорю: «Бабушка, ну как же так?! У тебя трое сыновей погибли! Может быть, вот этот, кому ты сунула хлеб, их и убил?!» – «Не знаю… может, и наших пленных там ведут, там тоже матери есть».

Какое сейчас отношение к немцам? Самое радушное. Я с уважением к ним отношусь.

– Как выстраивались взаимоотношения в экипаже?

– Взаимоотношения были братскими. В землянке офицера сержанты могли спокойно разыграть командира. Смеялись все, но стоит только офицеру встать, сказать: «Все! Хватит!» – смех прекращался. Все прекрасно понимали, что он офицер. То есть, с одной стороны, полное доверие, с другой – понимание, кто главный.

Питались и солдаты, и офицеры из одного котла. Питание было хорошим, всего было вдоволь. Нам, офицерам, еще полагался доппаек, в котором были рыбные консервы, галеты, папиросы «Казбек», сливочное масло, сахар, печенье. Но чтобы офицер это один съел, боже упаси! Все на всех! И не было такого, чтобы офицер лег спать, не позаботившись о своем экипаже. Иной раз приезжаешь после боя, усталый, как черт. Бой – это же дикое напряжение, и физическое, и нервное. Хочется плюхнуться хоть в лужу какую-нибудь, только чтобы тебя никто не трогал. Но ты не можешь лечь, не побеспокоившись, чтобы был экипаж устроен. Орешь на них, заставляешь обустроить себе логово. Зимой, например, елок нарубить или соломы натащить. И только когда убедишься, что они не замерзнут, тогда сам идешь спать. Это святая святых!

Если ты так к экипажу относишься, то и они к тебе будут так же относиться. После боя спали по 25 часов в сутки и не высыпались. На кухню ты не идешь. Тебе еду принесет кто-нибудь из экипажа. Будят: «Старшой, завтрак». Полопаешь, опять спать. Потом обед. Полопаешь и опять спать.

В обслуживании танка, если можно было обойтись без меня, я не участвовал. А вот, например, капонир рыть – это все вместе. Ты попробуй зимой выкопай яму три метра шириной, шесть метров длиной и почти два метра глубиной?! То-то! А бывало, только вкопаешь танк, команда: «Заводи машину!» Переезжаем на другое место… Копаешь на другом месте.

Иерархия? Много зависит от механика-водителя. Но я бы не сказал, что он пользовался какими-то привилегиями. Так же ходил в наряды, работал вместе со всеми. Просто его роль в экипаже более весомая.

– Вы требовали от своего экипажа взаимозаменяемости?

– Обязательно. Уметь водить танк должны были все. Конечно, опыта вождения у стрелка-радиста или заряжающего нет, но завести, тронуться с места, проехать они должны были уметь.

– С немецкими танками приходилось встречаться?