Артем Драбкин - Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают

© Драбкин А., 2015

© ООО «Яуза-пресс», 2015

– Здравствуйте! Да вы еще и с моей фотографией! Ochen’ khoroscho! Это же фотография динозавра! Ochen’ khoroscho!

– Для своих лет вы очень хорошо выглядите, так что вы не динозавр.

– Запись все время работает? Тогда мне нужно вести себя прилично.

– Вопросы, которые мы зададим, это не только наши вопросы, это вопросы большого сообщества русских любителей военной истории, которые читали вашу книгу и хотят уточнить детали, особенно относящиеся к первому периоду войны.

Хотелось бы начать разговор с того самого боя в Малиново. У нас есть две фотографии…

– Малиново! О да.

– В этот день там погибли два Героя Советского Союза, оба были командирами батальонов. У меня есть фотографии этих двоих, и я бы хотел, чтобы вы на них посмотрели. Может быть, вы кого-то вспомните. Один из них сгорел в танке, а второй…

– Сразу могу сказать, что я их не видел.

– Но того, который застрелился, вы видели?

– Нет. Солдаты видели, они потом мне рассказали. А я сам не видел.

– У вас в книге написано, что вы видели награду?

– Лично не видел. Но те, кто докладывал, сказали, что оставили награду на погибшем. Ее никто не снимал! Мы так никогда не поступали. Этим потом занимались американцы – они снимали все подряд.

Я не воевал ни с погибшими, ни с пленными. Более того, я не стрелял, если танк противника уже побежден и экипаж покинул его. Мы были очень потрясены, когда узнали, что в современном Бундесвере молодые танкисты упражняются воевать с экипажем, после того как он покинул танк. У меня в роте это было не принято.

В Дюнабурге [Даугавпилс] мне запомнился один пленный, который потерял ногу. Я предложил ему сигарету. Он ее не взял, а одной рукой сам свернул себе самокрутку.

Я никогда не понимал, как они это делают. Makhorka! Они были немного примитивные. В основном пехота, разумеется. Технические войска уже никак нельзя назвать примитивными.

Многие сотни русских погибли совершенно бессмысленно, потому что их необдуманно бросили в бой. Например, наступая через Нарву. 500–600 человек погибали каждую ночь… Они лежали там на льду. Это же чистое безумие.

У нас такое происходило реже. Мы не могли позволить себе подобной роскоши, потому что у нас было намного меньше людей. Но тоже случалось, что от батальона после атаки оставалось 10 человек. От целого батальона!

– Вернемся в 1940 год. В Шлезвиг-Гольштейне вы обучались на заряжающего?

– Да, тогда я был рекрут. Отрабатывали все, что нужно заряжающему танкового орудия. Сверх того существовала обычная армейская подготовка – строевая, приветствие и прочее. И еще отрабатывали то, что необходимо для выживания. Почему я еще жив, так это благодаря тем тренировкам.

– Как командир танка давал вам команды – руками, голосом или через переговорное устройство?

– У нас имелось радио. А вот у наших противников связь была намного хуже. Как с точки зрения техники, так и по профессионализму персонала. Если бы было по-другому, то мы бы проиграли войну уже в 1942 году. Ну и конечно, у русских были проблемы в руководстве и в поведении отдельных членов экипажа танка. Я ни разу не видел, чтобы русский командир танка выглядывал из люка во время боя. Это было нашим счастьем и несчастьем нашего тогдашнего противника.

– Что входило в обязанности заряжающего во время марша?

– Заряжающий должен следить за тем, чтобы пушка была вовремя заряжена, а пулемет не имел задержек. Если случались задержки, заряжающий должен уметь быстро их устранить. Заряжающий – это несчастный человек, который ничего не видел и не понимал, что происходит. В чешском танке Pz-38 (t) вообще ничего не видно, да и в «Тигре» тоже.

– Как вы убирали смазку со снарядов?

– Ничего подобного не делалось. Снаряды заряжались такими, какими поступали к нам.

– Снаряды вы должны были укладывать?

– Да. Они находились в укладке. В боеукладке «Тигра» 98 снарядов. А в чешском танке было еще меньше.

– Сколько бронебойных снарядов и сколько фугасных было в Pz-38 (t)?

– В чешском танке применялось только два вида снарядов: бронебойные и осколочно-фугасные. У нас обычно было 50 на 50. Каждый экипаж сам решал, сколько каких снарядов ему брать. Это в основном зависело от командира.