Артем Драбкин: Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают

– Насколько Pz-38 (t) был хорош для войны в России?

– Совсем не годился. Экипаж этого танка состоял из четырех человек. Командир должен руководить, стрелять и наблюдать. Для одного командира это слишком много. А если он еще и командир взвода или роты – это уже практически невозможно, потому что у каждого только одна голова. Чешский танк хорош только для маршей. Нижняя часть, до пояса, у него очень удачная. Полуавтоматические планетарные передачи, крепкая ходовая. Чудесно! Но только для того, чтобы ездить!

Сталь тоже была плохая. Пушка в 3,7 сантиметра против Т-34 слишком слаба.

Если бы тогда русские находились не в стадии перевооружения, а Т-34 появился бы у них немного раньше и если бы им правильно управляли, то война закончилась бы в 1941 году, самое позднее – зимой.

– Вы помните первый бой с Т-34? Вы осматривали его после боя, залезали вовнутрь?

– Мы не были передовой частью. Передовые части воевали с Т-34, а мы про него только слышали. Слушали и ужасались. Для нас было необъяснимо, почему это явилось сюрпризом для немецкого руководства. И это при том, что немцы разрабатывали танки вместе с русскими в Казани. Про Т-34 мы ничего не знали.

– Члены экипажа танка были взаимозаменяемы?

– Смотря как посмотреть. Мы были счастливы, если мы могли оставаться все время в одном экипаже. Но если вы командир взвода или роты, то вам иногда необходимо пересаживаться. Кого-то высаживали, он при этом был чертовски зол. Но ничего нельзя поделать, командиру тоже нужен танк.

– В пределах одного танка, например, мог водитель стрелять, а наводчик водить?

– Определенно это было возможно. Но персонально у меня этого никогда не случалось. Бывало, во время марша я, заряжающий, вел танк, подменяя водителя. Это происходило, потому что мы все время ехали. Ехали, ехали и ехали…

– Как указывалась цель, по циферблату?

– Цель указывал командир. Хороший наводчик тоже наблюдает через оптику. Но обычно командир сам решает, куда стрелять.

Во время обучения были приняты определенные формы приказов. Но в реальности все говорили нормально, так же, как говорим сейчас мы втроем. Более того, мы много не разговаривали. Всегда надо быть настороже и наблюдать. Особенно это относится к командиру. У меня, к примеру, было так: я клал руку наводчику на левое плечо, и он поворачивал пушку налево, а когда я перекладывал на правое – направо. Все это происходило спокойно и в полной тишине.

Это в современных танках командир может перенять управление, а у нас такого еще не было. Но это и не нужно, потому что командир все равно не мог вмешиваться. У него и без того хватало других задач.

– Стреляли с остановок или на ходу?

– Мы стреляли только с остановок. Стрелять на ходу это слишком неточно, да и не нужно.

– Какую команду вы давали механику-водителю, чтобы он остановился?

– Просто приказывал остановиться [Stopp или Halt] или что-то в этом духе. Ничего особенного, никакой специальной команды. Механик-водитель, по-моему, это самый главный человек в танке. Если механик-водитель хороший, то он всегда поставит танк в правильную позицию по отношению к противнику, не покажет ему борт и по возможности всегда стоит передом.

– Русские окапывали танки. А немцы это делали?

– Да, мы иногда так тоже делали. Особенно в первую зиму, когда стояли в обороне. У нас тогда не хватало противотанковых пушек.

– Вы, как командир танка, чистили и приводили танк в порядок вместе с экипажем?

– Интересный вопрос. К примеру, мой командир танка… Невозможно было представить, что он даже дотронулся до снаряда или до канистры с бензином. А я всегда помогал грузить боезапас, обслуживать танк и прочее… Психологически это влияло превосходно. Маленький фокус с большим воздействием! Но я это делал также по убеждению – ведь мои товарищи по экипажу тоже уставали.

– Как звали вашего командира?

– Это тот самый, которого скоро застрелили. В книге есть…

– В 1941 году вас отозвали с фронта в офицерскую школу. На фронт вы вернулись в зимнем обмундировании?

– Зимнего обмундирования нам еще не выдавали. А вот у русских оно было. Многие тогда погибли из-за того, что пытались снять с павших русских валенки. Если вы меня спросите, как я пережил первую зиму, то я могу только сказать, что я там был, но не знаю, как я там выжил. Мы зимовали на открытом месте почти в 50-градусный мороз. Снабжения нет, все замерзло. Из еды только лошадиное мясо и замерзший хлеб. И тот надо рубить топором. Никакой горячей еды. Слово «гигиена» вообще исчезло как понятие! Снег, ледяной шторм, никакой зимней одежды. Танков уже нет, осталась только одна черная униформа. А в снегу в ней просто прекрасно, очень хорошо! Сидишь и ждешь, когда тебя атакуют привыкшие к снегу, одетые в маскхалаты, хорошо обученные русские лыжники… Но… Я все еще жив!