Артем Драбкин - Я дрался на бомбардировщике. Все объекты разбомбили мы дотла

Я родился 2 января 1923 года в Белоруссии. 2 июня 1941 года я был зачислен курсантом в Борисовскую авиационную школу пилотов. У меня лично предчувствия надвигающейся войны не было, но в училище инструктора нам говорили: «Ребята, ваша задача быстрей готовиться, мало ли что произойдет».

Училище находилось в лагерях возле райцентра Крупка. В воскресенье 22 июня мы пошли отдыхать на речку. В 8 часов утра над аэродромом появился У-2 и стал кружиться, пуская красные ракеты. Потом сирена загудела. Мы с реки бегом на аэродром. Я запомнил, что батальонный комиссар училища, с двумя шпалами в петлицах, стоял и плакал: «Началась война». Настрой был такой — быстрее закончить изучение самолета. Чтобы все уже летали на Р-5 и к осени пошли в бой. Разгромим немцев!

Тут же нас стали учить, как стрелять из пулемета, ручного и станкового, на случай нападения на аэродром. Учеба — смех один: «Заряжай, разряжай. Все понял? Молодец! Кто следующий?» Вскоре инструктора стали выполнять боевые задания на «Р-5» и «СБ», а нас, первогодок, послали возить для них бомбы со складов, что находились на окраине города Борисова. Приехали туда ночью на пяти машинах по 15 человек курсантов в каждой — бомбы-то тяжелые. Начали грузить. И вдруг налет! «САБы»! Зенитки стреляют! А мы бомбы нагружаем на автомашины. Сотка нам показалась перышком, так мы их быстро грузили. Эти бомбы мы возили почти сутки без перерыва. Отступление первых дней войны воспринималось с недоумением. Был такой фильм «Если завтра война», нам, курсантам, крутили его через день. Мы считали, что мы непобедимы! Среди курсантов был сын Павлова, который тоже пришел курсантом, как и я. И он на третий день из лагеря уехал к отцу в Минск. Уехал — нет и нет его. Появился он на пятый день. Говорит: «Ребята, дело плохо. Немцы вот-вот будут в Минске». И все. Никто его больше не видел. Он уехал, а куда — неизвестно.

На седьмой день войны поступила команда: «Вечером после ужина построиться. С собой взять только противогаз. Личные вещи привезут потом». Инструктора на оставшихся самолетах Р-5 и СБ улетели, а четыре неисправных самолета СБ и два самолета Р-5 мы подожгли — прокололи плоскость штыками, факел бросили и ушли. Откровенно говоря, было страшно, даже паника началась, ведь мы не знали, что будет дальше…

— Среди инструкторов были потери?

— Да. Пошли Р-5 на боевое задание, истребители так посшибали — 5 самолетов не вернулось.

Мы три ночи — днем дороги контролировались немецкими самолетами — шли пешком через Могилев, до Брянска почти 300 км. В итоге мы попали на аэродром Алсуфьево. Только сели ужинать, как немец налетел. Сирена! Бомбы близко от нас рвутся. Паника! Мы все из столовой бежать… Вскоре нам подогнали товарняк. Вагоны грязные — в них до этого скот эвакуировали. Приказали ломать ветки, брать сено из копен и застилать пол. Так мы и сделали. Спрашиваем у своего командира, хорошего мужика, Сенкевича: «Куда нас повезут?» — «В Сибирь». Подъехали к Москве. Трое суток стояли на окраине города. Завтракать, обедать и ужинать ходили в какую-то воинскую часть. А вскоре поезд повез нас дальше, как потом выяснилось, в Омскую авиационную школу пилотов.

Стали летать. Программу на Р-5 я закончил в декабре 1941 года, и меня перевели в Бежскую авиационную школу пилотов для обучения на СБ.