Борис Орлов - Судьба — солдатская

Репродуктор вдруг смолк: видно, оборвался провод.

Поняв, что не везде гитлеровцы прут — кое-где их начали бить, Петр обрадовался. Подойдя к окну, посмотрел наружу.

Град прошел. Но все еще хлестал землю ливень, свистел, завывая, ветер. Через сетку дождя виднелся лес — темный, еле различимый. Выйдя в коридор, Петр снова подошел к окну. Задумался. Вспомнил о роте, которая сейчас была неизвестно где, Псков вспомнил, Валю, вспомнил далекую Сибирь с родным домом на высоком берегу широченной Оби… Не заметил, как пролетело время, и дождь кропил землю уже мелкими, почти отвесно падающими каплями… Но все было неузнаваемо. Все, на что любил Петр смотреть отсюда, поблекло, потеряло свои прежние очертания, краски… Осинка подле окна стояла полуободранная, со сломанными, свисшими сучьями. Молодые березы у шоссе, так приветливо смотревшие на Петра каждый раз, как он выходил из школы, помрачнели, сникли. Выйдя на крыльцо, он обратил внимание, что через них видны теперь и шоссе, и хмурый, напоенный водой и избитый градом лес.

Но туча прошла, и снова светило всему живому солнце, земля как-то враз будто обогрелась, потеплела… Бежали ручьи, таял град, начинала подниматься прибитая трава. Жизнь возвращалась… Разбойная, выдыхающаяся туча у горизонта таяла, растворяясь. Петр видел над головой небо — синее, прозрачное, глубокое-глубокое; и ему подумалось: вот так всегда во всем… И скованная зимними стужами земля — отходит. Весеннее солнце, постепенно освобождая землю от снега, дает ей силу. И шаг за шагом сходят на нет следы зимней сумятицы; сначала медленно, а потом быстрей и быстрей начинает идти все в рост, и незаметно наступает лето. И не узнать уж в цветущей, плодоносящей матери-земле, которой одно любо — ЖИЗНЬ, той, на которую смотрели глаза, когда с нее, перетерпевшей зимние морозы, сходит последний снег.

К месту приземления парашютистов-диверсантов рота ошалело неслась сначала по шоссе, а потом по заболоченной лесной дороге, через сплошную стену воды вперемешку с градом. Хлестал неистово, не давая бежать, ветер…

В мирное время было много учебных тревог, и батальон часто совершал марш-броски. Но маршруты намечались для них обычно такие, что бежать было не очень трудно. Да и погода, как правило, выбиралась ясная. Рядом всегда трусил на своем красивом коне Похлебкин. Он и шутил, когда на душе у него было весело, а если боец начинал отставать, то обычно слышался его звонкий командирский голос: «Тяжело в ученьях, легко в бою!.. Напря-я-яжи-и-и-ись!»

Да, этот марш-бросок не походил на те, учебные. Град перешел в мелкий холодный дождь, когда вырвались из леса на ржаное поле. Тут роту поджидал парень на неоседланной лошади. В брезентовом старом плащишке, он выехал навстречу из-под одинокого столетнего дуба, избитого насквозь градом, с обломанными кое-где ураганом ветвями.

Рота на минуту остановилась.

Холмогоров, засовывая в брючный карман мокрую карту, слушал парня, который что-то объяснял, не слезая с лошади. Выслушав его, подозвал командиров взводов и, поставив перед каждым из них задачу, приказал Варфоломееву вести свой взвод к месту приземления парашютистов.

Дождь кончался. Но бежать было не легче. Мокрая одежда тянула к земле…

За Варфоломеевым бежали Зоммер и командир третьего отделения старший сержант Растопчин. Когда дождя уже не было, перешли на шаг, а вскоре стали. Парень объяснял, спешившись, где приземлились немцы. Приказав ему остаться на месте, Варфоломеев поставил задачу командирам отделений, и взвод, тут же разбившись на группы по три человека, цепью пошел прочесывать лес.

Зоммер шагал с бойцом Слинкиным. Пригибаясь, он всматривался в гущу леса впереди, изредка бросал взгляд по сторонам, где метрах в тридцати — пятидесяти маячили соседние группы.

К Зоммеру присоединился вскоре Буров, которого Холмогоров послал со взводом Варфоломеева.

Минут через двадцать вышли к болоту, узкой лентой преградившему им путь. Остановились, приглядываясь, как лучше перейти его, и тут Слинкин вдруг присел и вскинул самозарядную винтовку. Зоммер, тоже приседая, мгновенно увидел немцев и, бросив взгляд на политрука, который из-за ствола березы смотрел вперед, крикнул:

— Хенде хох! Руки вверх!

Немцы сидели под елью на другом краю болота, прикрывшись маскхалатами. Было их двое. Услышав крик, они мгновенно схватили автоматы и, полоснув на голос длинными очередями, стремительно кинулись в лес.

Слинкин нажал на спусковой крючок, но винтовку заело, и она не выстрелила. Матерясь что есть мочи, он бросился через болото. За ним, держа винтовку наперевес, рванулся Зоммер. Буров, провалившись в торфяное жидкое месиво по пояс, размахивал пистолетом и кричал им вслед: