Борис Орлов - Судьба — солдатская

Унтер-толстяк, взяв гитару, начал что-то бренчать, возле него на лавке лежала инкрустированная перламутром губная гармошка. Второй офицер безучастно поглядывал в окно. Фасбиндер сидел на стуле. Заулыбавшись, он потянулся к унтеру-толстяку за гитарой. Зоммер размышлял обо всем, что произошло на площади, и о Лютце. «Фашист. Оболваненная гнида. Выслужиться хочет», — вздохнул он и решил, что его надо опасаться больше других.

Фасбиндер попросил Зоммера сыграть. Зоммер взял у него инструмент, чуть задел струны, вслушивался в звуки. Пальцы дрожали. Пересиливая себя, настраивал гитару.

Карл привел хозяйку избы. Фасбиндер потребовал от нее быстро приготовить хороший обед, а солдату по-немецки приказал проследить за ней — отравы чтобы не насыпала.

За каких-то полчаса офицеры осушили, не дожидаясь горячего, бутылку коньяку и бутылку сухого вина. Пили из граненых стаканов. Поглядывая на зеленоватое стекло, морщились. Фасбиндер попросил Зоммера спеть. Тот все еще не пришел в себя. Пальцы не слушались. Запел плохо. Барон подошел к нему и сказал по-русски, грубовато положив на гриф руку:

— Вы знаете, почему я вас взял к себе? Вы мне нравитесь, вернее, мне нравится ваша манера петь и ваш репертуар. Вы же лично имеете много от русских скотов… Этот сантимент… Вас надо еще переломать, чтобы сказать, что вы — немец.

На полу, развалившись в лучах солнца, лежал котенок.

Зоммер посмотрел на котенка. Глаза его из голубых стали темными.

— Я… сентиментален? — бросив решительный взгляд на Фасбиндера, с угрозой в голосе спросил он, тоже по-русски.

Фасбиндер машинально взялся рукой за кобуру. Попятился. А Зоммер, быстро нагнувшись, схватил котенка, выпрямился во весь рост и, размахнувшись, с силой бросил его об пол.

Немая сцена длилась с минуту. Зоммер глядел на комочек постепенно красневшей белой шерсти и думал, вспомнив Сонино требование любыми путями войти к гитлеровцам в доверие: «Раскис!.. Надо взять себя в руки, иначе — конец, как котенку…»

Первым пришел в себя Фасбиндер. Носком сапога он отшвырнул мертвого котенка под прибранную кровать.

— Вот это уже хорошо для начала, — убирая с кобуры руку, процедил он. — Виден характер! — И, подойдя к столу, налил по полстакана коньяку каждому. Весело улыбаясь, смотрел в глаза Зоммеру. Предложил: — За фюрера! Хайль Гитлер!

Все взяли стаканы и, повторив тост, произнесенный обер-штурмфюрером, выпили.

И началось…

Зоммер вдруг понял, что к нему вернулась сила власти над собой. Пропала скованность. Он брал со стола еду. Откусывал, бросал, как они. Не дожевав ломоть копченой колбасы, снова схватил гитару и сел на стул у окна. Пальцы пробежали по струнам. Зоммер вскинул голову. Начал с припева:

Унтер-толстяк, прислушиваясь, старался тянуть мотив за Зоммером, но только мешал. Фасбиндер погрозил ему маленьким кулаком. Изучающе уставился на Зоммера. Когда же Зоммер пропел первый куплет романса:

по лицу Фасбиндера расплылась улыбка, и он, подтянув припев, закатил к потолку глаза и был немного смешон в этой позе. Унтер-толстяк выводил мелодию на губной гармошке. Получалось у него неплохо. Долговязый унтерштурмфюрер — самый старший из них по возрасту — басил, но слуха у него не было. Эта разноголосица раздражала Зоммера, и он, начиная петь последний куплет, попросил всех замолчать. И все замолчали, только толстяк тянул мотив на гармошке, оттеняя хроматическими звуками слова:

Все слушали. Пили. Пьянели… Зоммер пел «Сударушку», «Две гитары», «Если грустно будет, к яру…», «Бублички»… В промежутках пел и унтер-толстяк. Пел и пошленькие немецкие песенки, и чувствительные, которые немцы поют обычно на рождество. Когда часа через два хозяйка принесла жаркое, никому уж не хотелось есть.

Унтер-толстяк потребовал от хозяйки снять с жаркого пробу. Долговязый унтерштурмфюрер обвел всех мрачным пьяным взглядом и, не надевая плаща, вышел из избы. Когда Карл повел хозяйку на площадь, он вернулся. С ним были три девушки в мокрых от дождя платьях. Втолкнув их в комнату, он подошел к столу и наполнил коньяком четыре стакана. Тыча рукой, приказал девушкам выпить. Те не двигались с места, пугливо жались друг к другу. Тогда эсэсовец взял стакан и, подойдя к девушке с льняными волосами, ткнул стаканом ей в губы. Та отбросила голову: Унтер, схватив ее за волосы, совал стакан к губам. Коньяк плескался на грудь девушки, стекал с его узловатой мужицкой руки. Обессилев, девушка раскрыла разбитые стаканом губы… Проглотив вылитый в рот коньяк, схватилась за грудь. Старалась продохнуть и не могла.