Вадим Шарапов - Доля ангелов

В предбаннике он долго сидел, не чувствуя тепла. Только потом, когда отогревшееся лицо и ступни стало невыносимо колоть будто мелкими иголками, лесничий вдруг встревожился. Быстро высунулся в дверь. глянул с опаской. Но в сгущавшихся зимних сумерках все оставалось по-прежнему. Нелепо кривился в сугробе ангел с мечом. И по всей округе стояла какая-то особенно глубокая, просто звенящая тишина - даже шорох в воздухе прекратился.

- Ну и ладно, - Севастьян хотел было перекреститься, но вспомнил, что давным-давно не носит креста, положив его вместо закладки в научную книжку, которую все никак не соберется осилить. - Ну и хрен с тобой. Календарь майя, понимаешь. Я, может, еще до календаря июня хочу дожить. А потом и календарь июля с августом прихватить неплохо было бы...

Он захлопнул дверь и быстро, ухнув от удовольствия, заскочил в парилку, чувствуя, как от доброго, душистого жара встают дыбом волосы по всему телу.

Вода в ведрах была что надо, ледяная.

Такой и на каменку поддать приятно, чего уж там.

Район у нас, вообще-то, спокойный. Нормальный район. У железной дороги, начинается прямо за пешеходным мостом, который от вокзала перекинут через пути. Старые деревянные дома, пропитанные неистребимым духом много раз переклеенных обоев, соседствуют здесь с многоэтажками, да и зелени всякой хватает во дворах и вдоль дорог. Гудки поездов вообще такое привычное дело, что местные жители - хоть люди, хоть кошки с собаками - на них совершенно никак не реагируют ни днем, ни ночью. Привыкли мы, чего уж там.

Конечно, о нашем замечательном районе всякое говорят, плохое тоже. Но я вам так скажу - если знать, по каким улицам ходить вечером, а по каким не надо, то ничего этакого с вами не случится. В крайнем случае, отнимут что-нибудь ценное, но, если хорошенько подумать - зачем вечером это ценное с собой носить? Тот, кто это знает, тот и не носит, а просто идет себе спокойно домой и ничего не опасается. Или несет с собой пачку чая, только чтобы непременно у бабушки Поли купленного. Тогда можно хоть обвешаться золотом и зубы себе золотые вставить в три ряда, как у акулы - никто и пальцем не тронет.

При чем тут чай, спрашиваете? Ну, это долгая история.

Как раз на две-три кружки побольше.

С магазинами в Железнодорожном микрорайоне была беда. Не совсем беда, конечно, потому что имелось несколько маленьких продуктовых, в которых крупный взрослый мужчина развернуться мог с трудом, а двое уже просто не помещались. Здесь можно было купить хлеб, колбасу, соль и сахар, пряники детям и пачку плохонького чая домой. А если хотелось чего-нибудь хорошего, то за этим хорошим и разнообразным нужно было ехать в город. «В город» - эти слова все местные произносили так, как, наверно, какие-нибудь жители Бескрайнего Севера говорят «на Большую землю». Потому что с городом микрорайон соединял один старый автомост, который примерно семь месяцев в году был закрыт на ремонт. А пешком - много ли утащишь на своем горбу?

Аборигены привыкли и не жаловались, потому что жаловаться было бесполезно. В администрации таким жалобщикам показывали план застройки, где был нарисован красивый новый мост. И с честными глазами обещали непременно возвести его. Как только, так сразу, а может быть, даже чуть пораньше. Это ведь совсем недолго, правда?

Зато здесь было тихо. Старые улочки, сонное царство которых не нарушали даже гудки поездов, утопали в зелени кряжистых тополей и лип, а во дворах многоэтажек гоняли в футбол местные пацаны. А еще - чужих здесь не любили. Каждый пришелец «из города», которого по каким-то делам заносило в Железку, чувствовал себя, как немецкий солдат в белорусских лесах, не меньше. Вроде бы, все на месте, и даже светофоры на перекрестках работают, и троллейбусы ездят, целых два. Но все равно как-то неуютно, потому что прохожие смотрят с прищуром, и рука невольно тянется проверить, на месте ли бумажник. А вот этого делать нельзя ни в коем случае, потому что если выяснится, что у пришельца еще и бумажник при себе, то все остальное не будет иметь никакого значения, будь он, этот пришелец, хоть семи пядей во лбу и чемпион по бегу с препятствиями.

Не хватало во всем микрорайоне только одного. Вслух об этом не говорили, потому что - какой толк? И только местный «смотрящий», суровый мужик лет пятидесяти, выглядящий как смесь экскаватора с несгораемым шкафом, которого все звали просто Ракита, местную тоску озвучил коротко и ясно.