Сергей Жадан - Красный Элвис

— Как наркотики? — не поверил Иван.

— Так, натурально, наркотики, — ответил начальник станции и застегнул шинель на верхнюю пуговицу, — сорок вагонов наркотиков.

— А как же? — растерялся Иван.

— А вот так, — объяснил начальник станции. — Они у нас как хлопок проходят по накладным, посредников перестреляли, и они тут уже второй год стоят, представляешь?

Вдруг засигналила рация, начальника вызвали к телефону, он пожал Ивану руку, сказал заходить, если что, и побежал на станцию, взмахивая полами шинели. Иван покрутился возле вагонов с наркотиками и пошел к Еве.

Так прошла неделя. Груз в порт все не прибывал, Ева писала братьям все реже, Иван из вагона почти не выходил. Они целыми днями лежали на теплых простынях и занимались любовью. Ева сначала научила его не кончать сразу, потом — кончать вместе с ней. Она засыпала первой, и Иван долго разглядывал ее тело. По возрасту она была как его мама, только выглядела лучше и умела, очевидно, больше. Иван перебирал ее металлические и пластмассовые ожерелья, ощущал, как к утру охлаждается серебро ее сережек и перстней, наблюдал, как лущится лак на ее ногтях, смотрел, как отрастают ее волосы. Она просыпалась, и тогда засыпал он. Она надевала свою официальную одежду, красилась и приобретала цивильный вид, но тут он просыпался и тянул ее в постель, и так без конца.

— У тебя есть дети? — спрашивал он ее.

— У меня есть общественные обязанности, — отвечала Ева.

Она запретила ему расспрашивать о ее жизни, говорила, что она на работе, угрожала, что, если он будет ее доставать, она напишет братьям и пожалуется, как он, то есть Иван, вместо того, чтобы заниматься ритуальными услугами, занимается с ней оральным сексом. Иван конфузился, затихал и шел бродить среди товарняков. Он познакомился с железнодорожниками, железнодорожники с уважением отзывались о своем начальнике станции, говорили, что чувак уже второй год прячет где-то на станции сорок вагонов наркотиков и никто не знает где. Кое-кто из железнодорожников допускал, что и сам начальник не знает. Иван на это многозначительно молчал. Вечерами они садились под вагонами и курили анашу. Ивану нравилось ходить бесконечными августовскими вечерами вдоль товарняков, читая маркировки и прислушиваясь, что там у них внутри. Иногда он заходил к начальнику станции. Комната начальника станции была заставлена ящиками с вином. Начальник откупоривал бутылку, и они сидели до утра у открытого окна, за которым начиналась сортировочная станция с сотней тысяч товарных вагонов.

— Ты не забеременеешь? — спрашивал Иван у Евы.

— Не от такого ублюдка, — говорила Ева.

Иван обижался, но она хватала его за руки и не давала ему уйти. Они целыми днями блуждали по вагону и занимались любовью — достойное занятие для двух беззаботных людей посреди бесконечного августа на одной, всеми забытой сортировочной станции.

— Мне сейчас сорок пять, — объясняла она, — через пару лет я начну стареть, и тогда все это — и косметика, и серебро, и одежда — будет значить для меня гораздо больше. Я буду прятаться в них, буду придавать им все большее значение. Сейчас я раздеваюсь для тебя и не надеваю белье, когда ты просишь, так и хожу целый день, зная, что ты думаешь об этом все время, но потом и это пройдет. С возрастом у женщин появляется привязанность к вещам, зависимость от привычек, которые в более юном возрасте кажутся милыми и симпатичными. Не спорь, ты не знаешь об этом совсем ничего. Ты даже не знаешь, какой пастой я чищу зубы. Если бы мы встретились с тобой всего на пару лет позже, всего этого не было бы, понимаешь? Я просто не позволила бы тебе раздевать себя, потому что в определенном возрасте, раздеваясь, человек лишается не только одежды, он лишается жизни. И чтобы не лишиться ее окончательно, ты не позволяешь никому раздевать себя, как бы тебе этого ни хотелось. И хотя жизнь идет как и прежде, кожа уже начинает терять эту способность реагировать на чужие прикосновения, на постороннее дыхание. Просто ты этого тоже не понимаешь сейчас, для этого должно пройти какое-то время, и для меня оно будет проходить болезненней, чем для тебя. Какой изо всего этого вывод? — обращалась она к нему.

Но он не знал, что сказать, и она сама давала ответ:

— Как бы там ни было, попробуй всегда кончать вместе с ней, может быть, тогда что-то у вас и выйдет.

В конце августа приехали Гриша с Саввой. Сначала Ева хоть иногда посылала эсэмэсы, потом перестала писать вообще. Не то чтобы братья волновались, но Тамара устроила скандал, они собрались и приехали на выкупленном у отца Лукича бээмвэ. Нашли своего друга, начальника станции. Начальник станции сказал, что с малым все ОК, а вот груза по-прежнему нет, и платформы их стоят порожняком, лучше забрать их отсюда от греха, — сказал он. Братья занервничали и побежали искать свои платформы. Наконец нашли вагон, вскарабкались наверх и пошли по коридору, открывая двери купе. В третьем увидели Ивана. Ева лежала на нем сверху и курила беломор. Гриша застыл в дверях. Из-за его спины высунулся Савва.