Влад Беляев - Девятка

В ту зиму она с удивившей весь поток легкостью досрочно закрыла сессию и в день сдачи последнего экзамена села на самолет. До Нового года оставалась пара дней, до начала учебы – почти месяц.

Свободных мест в самолете не было. Люди рвались домой, на их лицах светились блаженные улыбки, они скромно прятали их, но радость сочилась сквозь глаза и короткие диалоги. Нина благополучно заняла место у окна, положила книгу у ручки и, закрыв глаза, попыталась уснуть. Через несколько секунд кто-то рухнул на соседнее кресло.

Сергей не мог поверить своим глазам: он сел рядом с той самой девушкой, которую весь семестр нещадно сверлил взглядом. Она училась с ним на одной площадке, но в другом институте, при этом часто оказываясь с Сергеем в одно время в одном здании.

Он не подал виду. Нина тоже узнала его, но не сразу. Она видела его иногда в институте в компании парней, видимо, его одногруппников.

– Неужели это «Тени в раю»? – спросил он спустя час после взлета, застав Нину за чтением.

– Да, неужели, – ответила она тогда, лучезарно улыбнувшись. – Немного скучная, правда?

– Не знаю. Я не дошел до нее еще; просто успел прочесть название на обложке… Вообще, мое любимое у Ремарка – «Три приятеля».

– «Приятеля»?.. А, да, это… хорошая книга, – подыграла она.

Тогда они разговаривали почти безостановочно, чуть ли не назло пытающимся заснуть пассажирам близ них. Их диалоги плавно переходили из одной темы в другую, и на протяжении всего полета они так и не узнали свои имена. Лишь когда самолет пошел на снижение, Сергей, опомнившись, представился. Но Нина, улыбнувшись, решила остаться инкогнито. В аэропорту он проводил ее до автобуса, так и не взяв адрес страницы в сетях, о чем еще некоторое время жалел, потом он пытался найти ее в интернете, но абсолютно не за что было зацепиться. Сергею не приходило в голову, что Нина катается загородом на снегоходе, гуляет, укутанная, по продрогшему городу и согревается вечерами за чтением или просмотром фильмов, и что телефон в сравнении с этим не так интересен. К тому же нет нужды торопиться; однажды они случайно встретятся в институте, заговорят, потом еще пару раз, вероятно, он предложит погулять, сходить куда-нибудь, тогда и будет ясно, что за человек этот Сергей. Переписка – это ведь слишком заурядная вещь для нее.

– Сколько ты скачала песен? – спросил Сергей.

– Не знаю. Около трехсот. Я скачала всю дискографию «Смысловых галлюцинаций», немного Коржа, «Cage The Elephant», пару альбомов «The Rasmus» ну и много чего еще.

– Неплохо. А Бутусов?

– Обижаешь.

– Что ж, я в восторге.

– Блин, ты пробовал представить себе, сколько в мире песен? У среднестатистического исполнителя их где-то пятьдесят. А есть еще такие группы как «Айрон Мэйден» или «Абба»… или Элвис Пресли, допустим. Добавим к этому всякие ущербные инди-группы и одиноких бардов и шансонье, песни которых можно услышать только в одном городе или даже кафе. И у каждого свои песни… А помнишь Кешу, который ко мне за утюгом заходил, пока ты ему не стал этим утюгом угрожать?

– Я думал, его просто отчислили.

– Да, но чуть позже… Так вот, помнишь, он рассказывал, что у него около сорока песен своих, и он ни одну даже на диктофон не записал? А сколько еще таких Иннокентиев во всем мире? Это же просто с ума сойти!

– В этом вопросе меня больше удивляет тот факт, что из всех миллионов песен почти ни одна не повторяется. Сколько ты за всю свою жизнь слышала песен? Они ведь все разные. Если где-то и попадаются схожие аранжировки, то тексты абсолютно разные, и наоборот. Хотя даже сейчас, когда любая не особо умная девица пишет песню, в которой в каждом из двух куплетов по четыре строчки, а в припеве всего три слова, ее песня все равно чем-нибудь да отличается.

Нина передвинулась ближе к Сергею и положила голову ему на плечо.

– Я и не думала о таком никогда. Наверное, многие люди не задумываются о подобных вещах, потому что… будто бы знают, что ли, что их это попросту не удивит.

– А тебя?

– И меня, – ответила она, зевнув. – Но с тобой все равно интересно.

За окнами безмятежной девятки стремительно смеркалось. Небо, уходящее за горизонт бесконечно далеко от дороги, с востока на запад расплывалось палитрой от темно-синего до оранжевого, и ни одно облако не мешало его созерцать. Поля, еле заметной строчкой проводов раскроенные на многие километры вдаль, местами цвели желтыми и сиреневыми красками, даже сумеркам с трудом удавалось отнять у них цвет. Впереди поля вздымались складками невысоких холмов, тянущихся далеко во все стороны и слева переходящие в неразглаженные горы, уже почти слившиеся с подступающей ночью; холмы были заняты лесом.