Муса Мураталиев - Хваткий мой

Молодой тынар слышит эти разные по высоте и тону речи людей.

Кругляшки-глаза его опять теряют белый свет тёплого солнца.

Он вновь испытывает чувство большого страха.

На пороге появляется Сайкал с белой пиалой; на донышке там плескалась вода, а на поверхности воды расплылась щепотка пепла.

– Давай-ка сюда пиалу, – говорит ей Кончой. – Не смотри, на сокола нельзя смотреть пристально…

Лучше уйди, дома ещё есть кто?

Сайкал не ответила.

Он трижды обводит пиалой круг над тебетеем, под которым держит птицу:

– Тебя, соколёнок, Всевышний подарил мне наудачу! – шепчет Кончой с нескрываемой радостью в голосе. – Служи, хваткий мой, ты мне! Во имя Всевышнего! Аминь!

Затем подносит воду поближе к губам старушке и ждёт, чтобы и она пожелала удачи.

Сайкал нечего было сказать:

– "Суф! Суф!" – говорит она, и, беря пиалу из рук мужа, проходит два шага вперёд, а там веером выплёскивает воду в сторону востока 6 6 По киргизскому обычаю, так встречают вернувшихся с рискованной поездки родственников. .

– Теперь родненького соколёнка приглашаю на тёр 7 7 Тёр (кирг.) – почётное место в комнате, обычно в стороне, противоположной выходу. , – говорит Кончой и перешагивает через порог.

– Нашлось старому занятие, – бормочет недовольным голосом Сайкал, ожидая за дверью, пока муж выйдет обратно.

Если она пойдёт навстречу мужу с пустой немытой пиалой, он заругает – плохой знак – сокол выйдет бездарным.

Через некоторое время появляется Кончой.

– Сияет! – говорит жена снисходительно и нежно. – И впрямь будто маленький!

– Хорошо, что детей дома не оказалось, – говорит Кончой и направляется к старому дому.

Сайкал замечает, что муж прихватил кожаный мешочек: вон, слева под мышкой.

Старый дом в их дворе – с низким потолком, плоской крышей, земляным полом – совсем в запустенье.

Уже который год в нём никто не живёт.

В двухкомнатном строении нет даже оконных стёкол.

Некогда разбитые стекла не удосужились заменить.

Вместо этого в прошлом году старший сын Кончоя прибил решётки, чтобы внутрь дома не лазали кошки или собаки.

В передней комнате хранится старый хлам, кое-какие продукты, сыромятни, резанное на зиму мясо крупного скота, а в дальней комнате вообще ничего не было.

Года два назад Кончой держал там своего балабана 8 8 Балобан – вид хищных птиц семейства соколиных. , но с тех пор она пустовала.

В левом углу комнаты вбит в земляной пол ивовый туур – особый насест для птиц-охотников.

Тот угол был самый тёмный из всех четырёх углов.

Когда дом строили, окно, единственное на той стороне, по ошибке придвинули слишком близко к выходу.

Ошибка ошибкой, но приручать птиц-охотников надо в темноте, и тёмный угол в дальней комнате, как ни кстати пригодится.

Сидя в глухом углу, птица быстрее забывает о своей прошлой свободе…

Сайкал догнала мужа, подождала, пока тот не приказал ей открыть дверь.

Повозилась с ключом и, пропустив мужа вперёд, вошла в переднюю комнату и сама.

Тут же плотно закрыла дверь за собой.

Кто знает?

Вдруг случайно выпустит сокола.

Лучше закрыть поскорей.

Сколько там силы то осталось у старика, да и устал ведь – не дай бог, выпустит.

Затхлым воздухом отдавало в заброшенной комнате, но старик и старуха не придавали этому никакого значения.

Привычно прошли в глубину.

В пустоте шарканье подошв сразу слышнее стало.

Отзвуки шагов, эхом разнёсшиеся в пустом пространстве, почувствовал и молодой тынар, а ещё он услышал до этого скрежет, какой-то звук, будто крик стонущего зверя…

Оба подходят к окну.

Старик осторожно ставит тебетей с птицей на потемневший от времени и грязи подоконник, кивком приглашает жену поближе.

Сайкал вытягивает из-под мышки мужа кожаный мешочек и, поспешно развязав шнурки, достаёт шило, два старых кожаных путлища и большую иголку с суровой ниткой.

Лесник свободной рукой полез в тебетей, схватил соколёнка за крылья, с большой осторожностью вытащив его.

Глаза птицы увидели сразу двух человек очень близко от себя и потому огромных.

Солнце не светило, но все вокруг можно было разглядеть, как в сумерки.

За спиной тынар постоянно чувствовал тепло человеческой руки, которая то сильнее, то слабее сдавливала верхнюю часть крыльев.

И опять стало ясно, что эта рука может, если захочет, вообще раздавить его, но держит его бережно, словно опасаясь своей силы.

Нет, освободиться невозможно.