Ирвин Уэлш - Дерьмо

Тоул болезненно улыбается, и лицо у него становится задумчивым, но уже в следующий момент он говорит нечто такое, что смущает и в то же время ободряет меня.

— Братья часто поддерживают друг друга так, что и представить себе трудно. — Он устало улыбается и добавляет: — Если узнаешь что-то, Брюс, дай мне знать. Буду признателен.

— Ты имеешь в виду файлы и все такое? — спрашиваю я, разыгрывая из себя придурка.

— Всё, — фыркает он.

От разговора с Тоулом остается какой-то неприятный осадок беспокойства. Ощущение триумфа прошло, его сменили горечь и пустота. Почему, сам не знаю. Так или иначе день, похоже, уходит из-под контроля. Я думаю и думаю о… о каких-то глупостях.

Стейси. Рождество. Кэрол.

На хуй все это дерьмо! Она — отрава. Угроза для себя самой и для других. Что ж, у меня новость. Для нее, для Ниддри, для Тоула: Брюса Робертсона вам не наебать. Правила остаются. Мои методы — это мои методы.

Бывает иногда, думаешь, что хуже дня уже и быть не может. Ошибочка! Всегда может быть еще хуже; дела идут так, что никакого просвета и не видно.

Сейчас тебе будет хуже, Брюс, мой милый, милый друг, потому что она уже здесь, поджидает нас, возле самого выхода.

— Брюс, — говорит она, когда мы, делая вид, что не замечаем ее, пытаемся пройти к машине.

Ее голос — шипение змеи. Бруууссссс…

Бруусссс…

Давай перекроем газзззз, Бруусссс… нет, то Крисссси. А это Шшшширли. Вспоминаю, у Ссстейссси был мультик на видео, «Книга Джунглей». И была там поющая змея. Доверьссссся мне… Как же ее звали? Шерхан? Нет, Шерхан это хренов тигр…

— Привет, Ширли. Нам нельзя здесь разговаривать. Давай встретимся в пабе за углом через десять минут.

— Но, Брюс… — говорит она, и ее лицо корчится в жалобной гримасе, однако никакой снисходительности нет и быть не может; есть только закон, которому должно подчиняться.

Это относится и к общественным законам, тем, которыми мы руководствуемся в повседневном общении. Она пытается пересмотреть условия заключенного нами контракта. В контракте ясно сказано, что никаких глупостей в личной и частной жизни между нами не будет, и вот теперь этот долбаный контракт нарушается. Нет, нет и снова нет!

Брууссс…

— Повторяю, мы не можем разговаривать здесь. Послушай, я не собираюсь повторять два раза. Увидимся в пабе через десять минут.

В глаза бьет солнечный свет, безуспешно пытающийся побороть холод шотландской зимы и мешающий мне разглядеть эту шлюху. Резко поворачиваю и иду к автостоянке.

Хрен тебе, а не десять минут! Слышу за спиной ее крадущиеся шаги. Не отстает. Надеюсь, нас по крайней мере никто не видит. Дура не понимает, какое оружие против меня дает всем этим ублюдкам: Тоулу, Ленноксу, Гиллману, Драммонд и им подобным. Ее присутствие в моей компании может быть использовано для нанесения смертельного удара по мне.

Крутой шотландский коп Брюс Робертсон слышал, как стучат каблучки шлюхи, следовавшей за ним по бетонированной площадке. Он думал о ногах, приданных этим каблучкам, и о той Мекке, к которой они вели. Не важно, сколько паломничеств туда совершено, Робертсон никогда не отказался бы побывать там еще раз. Он слышал ее учащенное дыхание, представлял, как колышутся ее тяжелые груди, эти теплые и влекущие молочные железы, так хорошо ему знакомые… Ну и распиздяй же ты, Тоул! Сценарист хуев! Любой раздолбай может накатать такое дерьмо!

А вот идея у Тоула верная. Впусти в голову столько, сколько влезет, голосов и спрячься в толпе. У нас их много. Может быть, столько, сколько глистов, съедающих нас изнутри. Уличные рекламы приглашают нас выпить «теннентса» — а почему бы и нет? Еще одна предлагает опробовать новый «фиат уно». Легко. Можно даже вместе с «теннетсом».

Ха!

Есть!

Ошибочка!

Давай, беби, попробуй моего бекона, отведай моего охуительного бекона!

Заходим в бар «Рэг Долл». Пропускаем пару стаканчиков. Вообще-то не так уж мы и злимся, как хотим показать. Вообще-то.

Вообще-то!

Ширли — интересная сучка. В ней все фальшивое, все искусственное, но подать себя умеет; по крайней мере ее макияж сочетается с нашими гормонами, заставляя нас поверить в то, что выглядит она примерно так, как когда-то. И только потом, когда пушка уже отстрелялась, мы видим ее истинное обличье — карикатуру на себя прежнюю.

Сучка, она сучка и есть. И сейчас ей ничего не надо, как только отведать нашей поросятины.

Мы вспоминаем все, что у нас было. А было немало, потому что я драл ее много лет. Много-много-много-много раз.