Антон Мухачёв - Запрещённые люди

Я протянул ему руку. Он, торопясь, полез под свитер и снял с шеи ладанку. Конвоир снова выкрикнул мою фамилию. Из ладанки Семён Григорьевич выкатил на ладонь камушек размером с кедровый орешек. В тусклом свете автозака он переливался ярким перламутром.

– Возьми с собой, Антон, это подарок. Я сохранил одну начинку из жёлтого шара. Бери! – и он вложил в мою протянутую ладонь свой тюремный срок.

Возможно, и показалось, но перламутринка жгла мне руку.

– А из какого номера? – спросил я.

– Не знаю, Антон. Но точно из жёлтого шара, я только из них и доставал, синие-то пустые все. Удачи и тебе!

Я выпрыгнул из автозака, покатал ядрышко на ладони и проглотил. Улыбнулся охраннику и сделал шаг вперёд.

Однажды к нам в камеру подселили бывшего чиновника. С него-то всё и началось.

Желая заслужить расположение блатных сокамерников, чиновник сходу выложил на стол два блока «Парламента» – курите! «Смотрящему за хатой» понадобилось два дня плотного общения с «богатеньким Буратино», чтобы тот проспонсировал ещё и пару сумок с едой да крупную партию «запретов». Но если курицу гриль и шашлыки из ресторана нам доставили уже на следующий день, то с запрещёнными средствами связи всё было гораздо сложнее. Купить пару десятков телефонов было несложно. Но ведь они должны были ещё и как-то попасть на строго охраняемый спецобъект.

По сравнению с СИЗО «Лефортово», в котором я провёл два с лишним года, этот транзитный централ был для меня словно портовый город для откомандированного подводника. Суд и девятилетний приговор были позади, и я наконец-то отдыхал душой. Ел жареное мясо, мылся горячей водой, наслаждался тюремной «движухой». Днём ПВР (правила внутреннего распорядка), ночью АУЕ [1] «Арестантский уклад един». Первоначальный вариант расшифровывался как «Арестантское уголовное единство». Сам термин в среде арестантов являлся камерным приветствием в малявах (письмах). .

Кровеносная система любой «чёрной» тюрьмы – это дорога. Это слово могло бы быть в кавычках, не будь оно действительно дорогой. Даже целой сетью дорог. Там были и свои автобаны с магистралями, и тупиковые ветви. И заторы с пробками, и спецгруза́ вне очереди. И даже карта дорог, называемая «глобус». «Нет дороги, нет и жизни», «дорога – это святое», «игра, дорога и общак – три основы „чёрного“» – меня окружила атмосфера блатной идеологии, и я, словно начинающий репортёр, с головой окунулся в когда-то параллельный для меня мир.

Днём я учился плести «коней» – канаты из шерстяного свитера и тёплых носков, ночью же толстые верёвки с носками для груза мы закидывали в верхние, нижние и боковые камеры – «славливались» с соседями. После наладки дорог начиналась «движуха». Во все стороны летели записки-малявы, груза́ обычные и «под ответственность», разгонялись по камерам чай-сигареты-конфетки, и до самого утра два «дорожника», одним из которых был я, вместе и по очереди стучали по трубам, тягали туда-сюда «коней», литрами пили крепкий чай, дабы не уснуть на ответственном посту. Я же заодно оттачивал английский, переписываясь с голландцем из соседней камеры.

Настал день спецоперации.

Мой сокамерник, рельефный и статный выпускник военной академии, помешанный на спорте и финансовых операциях со статьёй «мошенничество», с самого утра развёл в камере энергичную деятельность.

Для начала мы выкрутили лампу дневного света. В камере их было несколько, в одном из углов стало чуть темнее и только. Оба конца люминесцентной лампы мы обмотали промасленными тряпками и подожгли. Дождавшись, пока они прогорят, оба конца лампы окунули в ведро с холодной водой. Сухой треск лопнувшего стекла – и металлические контакты отвалились сами. Кусок губки на сплетённой верёвке и тёплая мыльная вода помогли мне отмыть изнутри стеклянную колбу от ртути. Получилось длинное прозрачное «ружьё».

Успешное начало операции было отпраздновано апельсиновым соком. Три пустых упаковки из-под сока мы разрезали вдоль, отмыли и аккуратно сшили друг с другом. Вышел узкий длинный жёлоб. Лафет для мини-пушки готов.

Из плотной бумаги свернули кульком небольшой волан, чуть толще диаметра стеклянной трубки. В качестве грузила внутрь бумажного конуса вставили мякиш хлеба и продели в него крепкую капроновую нить длиной метров шестьдесят. Снаряд для «застрела» готов.

Размотанную нить аккуратными волнами разложили в картонный жёлоб. Туда же легло и «ружьё» с воланом внутри. Одним концом жёлоб установили на решётке в открытой форточке.