Ирвин Уэлш - Клей

Тогда у Билли во рту появлялся металлический привкус, как будто он посасывал старую двухпенсовую монету. Последнее время он старался избавиться от этого наваждения, но оно все время возвращалось. И вот теперь, в этом баре, спустя столько лет, он снова почувствовал этот вкус. Чувство утраты и психическая травма оставили по себе фантомное послевкусие. Живот свело, и желудок подернулся судорогами, как будто на дне его лежал здоровый кусок мрамора.

А еще, как пузырилась кровь на Голлиных губах, будто в эту секунду он еще дышал, делал последний вдох. Но Билли не допустил этой мысли, он знал, что Голли мертв и воздух выходит из его легких.

Он вспоминал, как вопил Карл, как Терри рвал на себе волосы. Билли хотелось двинуть обоим, сказать, чтоб они заткнулись. Ради Голли, заткните ебальники. Проявите уважение к парню, мать вашу. Скоро Терри поймал его взгляд. Они кивнули друг другу. Терри шлепнул Карла. Нет, в Шотландии парни друг друга не шлепают. Это кокни шлепают своих миссус по заднице, оттуда все пошло. Нет, то была звонкая затрещина. Терри не расслабил кисть, это вам не девичий, не пидорский шлепок. Билли помнил это. Тогда это казалось пиздец как важно. Теперь все это ему представлялось полнейшей дичью, вызывало пренебрежение и грусть. Что толку бояться собственных вредных привычек, к ним-то мы как раз можем приспособиться, они беспокоят нас лишь изредка. Мы опасаемся неожиданных, непредсказуемых, брутальных импульсов, которые приходится сдерживать всеми силами, порывов, которые никто не видит и, надо надеяться, не увидит.

Но с Голли это произошло.

Иногда Билли недоумевал, как это все удерживалось у него в голове. Он знал, что личность, как правило, проявляется в поступках, а не в словах или мыслях. Еще задолго до того, как он занялся боксом, Билли усвоил, что существуют чувства, которые лучше не выказывать, – это страх и сомнение. Если скрывать, они часто терзают еще больнее, но Билли справлялся. У него не было времени на исповедальную традицию и прочий садомазохизм, и когда подобная эмоция угрожала его равновесию, он раскусывал ее, как таблетку, и проглатывал вышедшую из нее энергию. Лучше так, чем давать кому-то волю разбирать по винтикам собственную репу. Обычно это срабатывало, но однажды не прошло.

Когда на ринг выплыл призрак Голли.

А совсем недавно его серьезно тряхнуло. Билли размышлял о Фабьен, о своих партнерах Гилфилане и Пауэре и решил пройтись по кладбищу, где был похоронен Голли. Он подошел к могиле, там сидел какой-то мужик и бормотал себе под нос. Похоже было, что он разговаривает с Голли. Билли смутился, прошел мимо, стараясь отогнать от себя эту мысль. Может, это какой-нибудь алкан на излечении сидит бормочет всякий бред. Однако на алкана он был не похож. На нем был галстук и под плащом угадывалась какая-то униформа.

Происшествие разбередило рану. Он был практически уверен, что мужчина произнес «Эндрю». По всей вероятности, это был всего лишь фантом, след былого горя, но он пророс в нем, как бурьян, как дикий виноград на кладбище.

Несмотря на тупую боль в челюсти, радость победы переполняла Джуса Терри, когда он перетаскивал через Принцесс один из чемоданов Катрин. Он привезет ее в «Доспех», и все тогда увидят, что он, Джус Терри, все тот же САМЫЙ, БЛЯ, КРУТОЙ ПАЦАН, когда дело касается, ну, всего, короче. Прыгать на Билли, конечно, было ошибкой, это он признавал. Хороший чистый удар вызывал в нем неодолимое восхищение. Говорят, что удар у боксеров сохраняется до конца. Но и реакция у Биррелла потрясающая. Хотя я, между прочим, думал Терри, бухой, и ты б, наверное, и за километр увидел, как я замахиваюсь.

Убранный в нули конвой, в котором состоял Терри, перетаскивал вещи Катрин. У Джонни и Рэба тоже было по чемодану, Лиза и Шарлин несли сумки поменьше. Катрин шла налегке.

– Дайте, я вам помогу… – неуверенно требовала она, – может, лучше возьмем такси…

Голова у Терри гудела, все и вся перемешались там, переполняя череп: Люси, Вивиан, Джейсон, его мать, все бились за свое место.

Большинство – дело прошлое, почти все, кроме Джейсона. Почему он не наладил отношения с сыном? Он бы баловал маленького засранца. Зоопарк, голова-жопа, надо было на футбол его вести, думал Терри. Но билеты-то нынче пиздец как кусаются, да и мелкому там было неинтересно. Приходилось признать, что все имело свои причины, особенно если вспомнить его отца, которого он всегда ненавидел. Раньше в действиях этого ублюдка он не видел ничего, кроме грубого небрежения и беспредельного эгоизма, но ведь были у него свои мотивы для такого поведения. Все, чего хотел старый перец, это достойную телку, незапарную жизнь, легких денег и немного уважения. Да и в результате со своей женой и детишками он обошелся как свинья. Просто бродяга по рождению не имел возможности накопить достаточное количество социальных или монетарных ресурсов, чтобы обеспечить в сложившейся ситуации удовлетворительную финансовую поддержку. Состоятельные люди относятся к своим женам не лучше, а то и хуже, чем гопники. Все различие в том, что эти гондоны могут подсластить пилюлю хорошими отступными, если – точнее, когда – их все это заманает. Вот и все. И делают они это не лично, а через адвокатов.