Геннадий Ерофеев - Тихий русский

* * *

Л етом 1954-го года Генычу довелось уже во второй раз побывать в Москве ( впервые мать провезла его через столицу в двухмесячном в озрасте). Возрождалась добрая традиция проведения военно-воздушных парадов на Тушинском аэродроме. Аэродром располагался на острове, омываемом реками Москва и Сходня, так называемым деривац и онным каналом и каналом имени Москвы, связывающим Москву-реку с Химкинским водохранилищем. Муром скому понтонно му полку как входящему в Московский военный округ было отведено для дислокации самое лучшее, почё тное место – напротив деревни Щукино, на береговой полосе от стрелки до шлюза №8 (это приблизительно метров пятьсот). От Тушинского аэродрома бивуак муромцев находился тоже довольно близко.

Одесский и киевский понтонные полки располагались обычно ниже по течению – где-то в излучине Москвы-реки.

Муром ским пон тонё рам предстояло обслуживать « направление главного удара» – навести понтонно-мостовую переправу через н еширокий, но глубокий канал немного южнее шлюза №8. Ось моста, предназначавшегося для пропуска зрителей к месту проведения парада, находилась примерно на продолжении нынешней улицы Авиацион н ой . Как уже упоминалось выше, сейчас на этом месте, на землях бывшей деревни Щукино, высятся громады жилого комплекса «Алые паруса», в одном из корпусов которого недавно сорвался с тросов и упал в шахту лифт – не намек ли на то, что социальные лифты в нынешней России работают из рук вон плохо? На верняка намного хуже, чем в далё ком 1954-м году.

На пути в Москву Генка угодил «вместо штаба в прачечн ую» : выдал железнодорожному ревизору свой истинный возраст (целых пять лет!), чем весьма смутил и расстроил своих родителей, везших пятилетнего несмышлё ныша без билета. З а наивную попытку юного Геныча « жить не по лжи» родители вынуждены были раскошелиться на двадцать пять тогдашних рублей. Практичная мамаша всучила ревизору разорванную пополам купюру (пусть помучается!), и тому пришлось долго-долго склеивать денежку па п иросной бумагой – в те времена скотч (как виски, так и липкая лента) еще не имел хождения на Святой Руси. За десять с половиной часов, которые требовались зелё ному, как солдатское х/б, паровозу для преодоления жалких двухсот девяноста километров, разделяющих Муром и Москву, можно было успеть подлечить все изношенные банкноты Советского Союза.

Мост пока не навели, и Генка с родителями форсировал канал на табельном военном катере. Солдаты разб или для командира с женой и ребё нком большую армейскую шатровую палатку прямо на крутом западном берегу канала.

На следующее утро Генка поднял ся с петухами и выбежал на берег. По каналу с север а на юг шел речной трамвайчик – симпатичный, домашний, уютный. Синее небо чистотою соперничало с незапятнанной пока гуттаперчевой душой мальчугана ; отдаленно шумела ещё пятимиллионная в те времена Москва; и в самом деле где-то неподалё ку в деревне Щукино наперебой ора ли петухи, на родные места которых уже неумолимо накатывался девятый урбанистический вал второй половины ХХ-го века; умиротворяюще бликовала под солнцем вода; на трамвайчике, несмотря на очень ранний час, увлечё нно пели люди. Было так хорошо, словно всё было отлично. Малолетний Геныч даром что едва возвышался над ночным горшком – всеми фибрами души ощутил это простое и вместе с тем высокое счастье.