Геннадий Ерофеев - Тихий русский

И вот сейчас по этому вполне проходимому и проезжему в такую сухую осень отрезку катил в направлении «мё ртвой точки» явно не колхозного экстерьера автомобиль – это разглядел даже бегавший всегда без очков подслеповатый джоггер.

Что-то неприятно шевельнулось под мерно работающим сердцем. На сближение с Генычем двигался серо-стального цвета «мерседес» – возможно, тот самый , давеча стоявший на якорьке у «Якорька».

«Мать моя королева- девственница! – с отнюдь не вес ё лой бесшабашностью подумал Геныч. – Неужели я накликал беду своей писаниной?».

До «мё ртвой точки» оставалось е щё минуты две медленного бега, и Г еныч мог спокойно нырнуть в сбросивший листья дубняк, чтобы не встречаться ни с «мерседесом», ни с сидящими в машине людьми. Но ноги сами несли его вперё д, как обычно, опережая голову.

В самом деле, с какой это стати он должен прятаться в кустах или поворачивать оглобли? Выходя на пробежку, Геныч всегда ставил перед собой определё нную задачу – не д обежать намеченную дистанцию было для него не видимым миру, но переживаемым им самим позором. Он испытывал внутренний дискомфорт от каждой такой, очень редкой , правда, «марафонской незавершё нки» и не успокаивался до тех пор, пока в следующий раз не наказывал себя за прошлое малодушие лишними километрами. Так какого же чё рта он должен прерывать забег и ломать только-только наметившийся в хорошо, как двигатель «мерседеса», прогревшемся «органоне» особый джоггерский кайф?

Вс ё так, всё правильно, всё верно, но это обре чё нное упрямство (упрямая обречё нность) выдавало в Геныче типичного мазохиста. Его приятель Саня Баранцев, завидев неприятного ему человека или шапочного знакомого , просто переходил на противоположную сторону улицы. Геныч же в п о добных случаях продолжал нести свой крест – кролик сам спешил в пасть удава.

Во времена Ивана Грозного одинокие путники бежали навстречу друг другу и бросались в непритворные объятия. Но в тё мные века загнобившего человеческие души Интернета, дающего возможность вступать в «общение» с себе подобными крокодилами , сохраняя анонимность, прайвэси и одиночество, за видевшие друг друга путники разб егаются в разные стороны со скоростями, недоступными даже электронной почте. Сегодня аббревиатура ПЛА означает не только Подводная Лодка Атомная, но и Поле Личной Автономии . Подобное страусиное поведение «общественного животного» можно осуждать. Но разве оно столь уж неправильно в бесконечно, как Великая Китайская Стена, в бесконечно тянущуюся «эпоху перемен», когда отнюд ь не самопальными «калашами» всё того же китайского , русского и ещё черт знает чьего производства почти в открытую торгуют на базарах – как при Иване Грозном торговали знамениты ми муром скими калачами, изображё нными, кстати, на городском гербе.

«У меня слишком богатое воображение, – на бегу успокаивал себя Геныч. – Прямо-таки болезненное – ведь я какой-никакой, а писака!».

Писака-трусс ист был трусоват и вообще пуглив как ночная птица. А сейчас он тр у сил вдвойне, потому что глубоко вжился в образ неудачника-инженеришки. Геныч знал, что до неробкого десятка ему как до Луны . Но всё-таки имелся у него внутри некий тонюсеньк ий стерженё к. Слишком тоненький, чтобы о нё м можно было догадаться глядя со стороны.

«Мерседес» остановился в «мё ртвой точке», метров на пятьдесят опередив бегущего на предвосхищё нное им рандеву Геныча.

«От ментов ушёл, змею обошё л, о от «мерина» сивого колобку-бегунку не уйти », – подумал Геныч, всё ещё надеясь, что выбравшиеся из машины трое «кавказского» облика л юдей заявились в муром скую глушь не по его душу.

Трое усачей-бородачей развернулись веером, перегородив тропинку.