Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)

Все, что бы ты ни создал, будет выброшено прочь.

Все, чем ты когда-либо гордился, в итоге превратится в хлам.

Я — Озимандия, я мощный царь царей [8].

Еще один удар, — и мои зубы защелкиваются на языке. Кажется — почти половина моего языка падает на пол и отлетает куда-то из-под ног.

Хрупкая фигурка миссис Патрик Мэдден сидит на корточках на полу возле тела своего мужа, и богатые люди, те люди, которых они звали друзьями, пьяно шатаются рядом и смеются.

Потом его жена позвала:

— Патрик?

Лужа крови расползается шире и шире, пока не касается ее юбки.

Она говорит:

— Патрик, довольно, хватит изображать мертвого.

Кровь взбирается по кайме ее юбки, — капиллярный эффект, — нитка за ниткой пропитывая ткань.

Вокруг меня кричат люди из Проекта Разгром.

Потом миссис Патрик Мэдден закричала.

И в подвале бара «Оружейная» Тайлер Дерден соскальзывает на пол теплым куском мяса. Великий Тайлер Дерден, который был совершенством один миг, и который сказал, что один миг — это самое большее, что можно получить от совершенства.

А бой продолжается и продолжается, потому что я хочу умереть. Потому что только по смерти мы обретаем имена. Потому что только по смерти мы более не являемся частью Проекта Разгром.

Тайлер стоит неподалеку, в совершенстве сложенный, как ангел, во всем своем белокуром сиянии. Моя воля к жизни меня поражает.

Я ведь — образец окровавленной ткани, присохший к матрацу в своей комнате в Мыловаренной Компании на Пэйпер-Стрит.

Из моей комнаты все исчезло.

Мое зеркало с фотографией собственной ступни, на которой у меня был рак на десять минут. Даже что-то пострашнее рака. Зеркала нет. Дверь туалета открыта, и мои шесть белых рубашек, черные брюки, нижнее белье, носки и ботинки тоже исчезли. Тайлер говорит:

— Вставай.

Внизу, позади, и внутри всего, что я принимал как данность, росло нечто ужасное.

Все развалилось на части.

Обезьяны-космонавты убрались. Все передислоцировано, — липосакционный жир, армейские кровати, деньги, — особенно деньги. Остался только сад и арендованный дом.

Тайлер говорит:

— Последнее, что нам осталось сделать — это акт твоего мученичества. Акт твоей великой гибели.

«Не такой, как эта тоскливая, никчемная смерть, — а вдохновляющей гибели, укрепляющей силы».

«О, Тайлер, я изранен. Убей меня прямо здесь».

— Вставай.

«Да убей же меня, наконец. Убей меня. Убей меня. Убей меня. Убей меня».

— Это должно быть внушительно, — возражает Тайлер. — Представь такое — ты на крыше самого высокого здания в мире, все оно захвачено Проектом Разгром. Дым валит из окон. Столы летят в толпу на улице. Настоящая арена смерти — вот что ты получишь!

Я говорю — «Нет. Достаточно ты меня использовал».

— Не будешь сотрудничать — нас не станет только после Марлы.

Я говорю — «Ладно, валяй».

— Тогда на хрен вставай с кровати, — сказал Тайлер. — И тащи свою задницу в хренову тачку.

И вот, Тайлер и я на верхушке Паркер-Моррис Билдинг, и у меня во рту торчит пистолет.

У нас осталось десять минут.

Паркер-Моррис Билдинг не станет через десять минут. Я знаю это, поскольку это известно Тайлеру.

Ствол пушки уперся мне в глотку, Тайлер говорит:

— На самом деле мы не умрем.

Я отпихиваю ствол языком за уцелевшую щеку и говорю, — «Тайлер, это как про вампиров».

У нас осталось восемь минут.

Пушка лишь на тот случай, если полицейские вертолеты успеют раньше.

Богу сверху виден лишь одинокий человек, который держит пистолет во рту, — но на самом деле пистолет держит Тайлер, а речь идет о моей жизни.

Берешь одну часть 98-процентного концентрата дымящей азотной кислоты и смешиваешь ее с тремя частями серной кислоты.

Получаешь нитроглицерин.

Семь минут.

Смешиваешь нитроглицерин с опилками — получаешь милую пластиковую взрывчатку. Многие обезьяны-космонавты мешают его с хлопком и добавляют горькой соли — в качестве сульфата. Тоже работает. Некоторые обезьяны используют смесь парафина и нитроглицерина. Как по мне — парафин вообще никогда не срабатывает.

Четыре минуты.

Тайлер и я у бортика крыши, пистолет у меня во рту, и я с интересом думаю, насколько он грязен.

Три минуты.

Потом кто-то кричит:

— Стой! — а, это Марла, идет к нам по крыше.

Марла идет ко мне, — ко мне одному, потому что Тайлер исчез. Бедняжка. Ведь Тайлер — моя галлюцинация, а не ее. Быстро, как в волшебном фокусе, Тайлер испарился. И теперь я просто одинокий человек, который держит пистолет во рту.