Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина)

Я кричу: «Уходите. Уносите отсюда ноги. Это здание сейчас взорвётся».

Марла кричит:

— Мы знаем.

Это типа совершенно уникальный момент для меня.

«Я не убиваю себя, — кричу я. — Я убиваю Тайлера».

Я — крутые яйца Джо.

Я помню всё.

— Это не любовь, или что-то в этом роде, — орёт Марла, — но мне кажется, что ты мне тоже нравишься.

Одна минута.

Марле нравится Тайлер.

— Нет, мне нравишься ты, — орёт Марла. — Я знаю разницу.

И ничего.

Ничто не взорвалось.

Ствол пистолета прижат к моей уцелевшей щеке, и я говорю: «Тайлер, ты смешал нитро с парафином, не так ли».

С парафином никогда ни получается.

Я должен сделать это.

Полицейские вертолёты.

И я спускаю курок.

В доме моего отца много квартир.

Конечно, когда я спустил курок, я умер.

Лжец.

И Тайлер умер.

С полицейскими вертолётами, говорящими в мегафоны, Марлой и всеми ребятами с группы поддержки, которые не могли спасти себя, со всеми ними, пытающимися спасти меня, я должен был спустить курок.

Это было лучше, чем настоящая жизнь.

И твой единственный совершенный момент не будет длиться вечно.

На небесах всё белое на белом.

Фальшивка.

На небесах всё тихо, подбитая резиной обувь.

На небесах я могу спать.

Люди пишут мне на небеса и говорят, что меня помнят. Что я — их герой. Мне станет лучше.

Ангелы здесь по типу ветхого завета, легионы и лейтенанты, силы небесные, работающие по сменам, дни, пересменки. Кладбище. Они приносят тебе еду на подносе с бумажным стаканчиком лекарств. Игрушечный набор «Долина Собак».

Я видел Бога по другую сторону длинного стола орехового дерева, со всеми его дипломами, висящими на стене над ним, и Бог спросил меня: — Зачем?

Зачем я вызвал столько боли?

Я что, не представлял себе, что каждый из нас — это замечательная неповторимая снежинка со специальной неповторимой специальностью?

Разве я не вижу, что все мы — заявления любви?

Я смотрю на Бога за его столом, записывающем что-то у себя в блокноте, но Бог неверно всё это видит.

Мы не есть особенные.

Но мы и не есть хлам и мусор мира.

Мы просто есть.

Мы просто есть, и что происходит — просто происходит.

И Бог говорит:

— Нет, это не так.

Да. Точно. Какая разница. Ты ничему не можешь научить Бога.

Бог спрашивает меня, что я помню.

Я помню всё.

Пуля, вылетевшая из пистолета Тайлера, она продырявила мне вторую щёку, чтоб сделать мне весёленькую улыбочку от уха до уха. Да, точно как у разъярённой тыквы в день всех святых. Японский демон. Дракон алчности.

Марла всё ещё на Земле, и она пишет мне. Однажды, говорит она, они заберут меня обратно.

И если бы на Небесах был телефон, я мог бы позвонить Марле с небес, и в тот момент, когда она скажет «алло», я бы не повесил трубку. Я бы сказал: — Привет. Как дела? Расскажи мне всё в мелких подробностях.

Но я не хочу возвращаться. Пока не хочу.

Просто потому.

Потому что иногда кто-нибудь приносит мой обеденный поднос и мои лекарства, и у него чёрный глаз, или его лоб вздулся наложенными швами, и он говорит: — Мы скучаем по вам, господин Тайлер.

Или кто-нибудь со сломанным носом толкает швабру мимо меня и шепчет: — Всё идёт согласно плана.

Шепчет:

— Мы собираемся разрушить цивилизацию, чтобы мы могли сделать из этого мира что-нибудь получше.

Шепчет:

— Мы собираемся вернуть вас назад.