Надежда Григорьева - Rosa Canina

За столом в парторганизации царила смертная скука. Иван Федорович, как только переговоры закончились и все сели закусывать, перестал обращать на меня внимание, сосредоточившись на фигуре одного бывшего видного партработника, имевшего доступ к высшим сферам. Здесь надо заметить (в наше время это уже, кажется, допустимо), что и сам Иван Федоровичем не был всего лишь скромным парторгом, а являлся в то же самое время агентом госбезопасности и имел в тайной полиции высокий чин и два псевдонима. В узких осведомленных кругах его называли символом Органов, то есть попросту Х**.

Терпеть не могу с полным желудком сидеть за столом. Особенно, если мой кумир, изрядно набравшись (из недр партийного буфета удалось выудить гораздо больше водки, чем принесли мы), забывает обо мне и говорит исключительно с другими.

— Я тебя задушу! — повторял нетрезвым голосом Иван Федорович и снова и снова накладывал руки на сморщенную старческую шею бывшего видного партработника по имени Феликс.

— Какой ты грозный! — заметил глава парторганизации.

— Нет, я просто хочу его задушить, — объяснил Иван Федорович, оторвал на минуту руки, а потом снова полез к Феликсу.

— Отсадите его от меня, — смеялся Феликс.

С каждой рюмкой водки я мрачнел. Понемногу начало подташнивать, как это всегда бывает, если с переполненным желудком чувствуешь эмоциональную напряженность. Мое лицо, наконец, показалось парторгу слишком несчастным, он пожалел меня и сказал:

— Я хочу сесть к Петру.

Я привык, что слова Ивана Федоровича немедленно исполнялись и переходили в дело. Так оно случилось и теперь. Парторг оказался совсем близко от меня, мы сидели буквально плечом к плечу, и я ощущал запах его дорогой одежды. Он обернулся и посмотрел мне в глаза долгим, глубоким, но сильно нетрезвым взглядом. Наверное, я должен был чувствовать сильную радость, но я испытывал скорее неуверенность. Многое мне было неясным, например, что мы будем делать после вечеринки и чем все это кончится. К тому же, после перевернувших мою жизнь событий: крещение, а потом обещание должности комсорга с моим ортодоксально партийным мышлением, как казалось, должно было состояться соответствующее продолжение и окончиться чем-то безумным и неземным. Я не удивился бы, к примеру, если бы на всей земле вдруг объявили коммунизм.

— Мне пора ехать, — сказал вдруг мрачно Иван Федорович.

Я понял, что это и есть конец. Откровение Иоанна Богослова. Кажется, это имя начало меня преследовать именно в этот день. Нетрудно было догадаться, что парторг желает от меня отвязаться, ибо имеет много неотложных дел и помимо удовлетворения моей страсти к истине.

— Могу ли я вас проводить? — спросил я как можно более нейтрально, стараясь скрыть робость. Мне не хотелось преследовать мудреца подобно безумцу, так как я стремился к общению на равных.

Тот, снизойдя к моим мукам, утвердительно кивнул.

По правде сказать, в моем сопровождении Ивана Федоровича до стоянки такси был смысл. Партийный деятель так нагрузился, что с трудом держался на ногах. Я крепко держал его под руку, о ведении платоновских диалогов в таком состоянии не могло быть и речи, но зато мне удалась замечательная и редкостная вещь: сесть в такси вместе с моим кумиром. Отдавая приказ шоферу, тот, казалось, забыл о моем присутствии, ибо назвал свой адрес, очень престижный, но довольно далекий от станций метро и предназначенный для людей с личным автомобилем. "Сколько с меня?" — поинтересовался Иван Федорович. Водила назвал немаленькую цифру. Парторг немедленно полез в бумажник и расплатился. Мы тронулись. Боковым взглядом глядя на проносящиеся за боковым стеклом виды Петербурга, я раздумывал боковой мыслью, как смогу выбраться из этой «дыры» столь поздним вечером. Когда затормозили у шикарного подъезда дома Ивана Федоровича, тот опять спросил "сколько с меня?", словно верифицируя тем самым гипотезу Кьеркегора о повторении на сверхсложном бытовом уровне. "Вы уже платили", — сказал шофер, воплощая собой идею «кнехта». Парторг, в трезвом виде последовательный гегельянец, на этот раз не поверил ему, и лишь мое потустороннее алкогольному синдрому вмешательство помогло уладить дело миром.

— Считаете ли вы, что есть необходимость проводить вас до пятого этажа? — спросил я, уже не помню каким образом узнавший, что квартира его находится под самой крышей.

— Безусловно, — подтвердил парторг.

Мы вошли в подъезд, увы, лишенный лифта, и Иван Федорович остановился у ступеней с лицом, выражавшим погружение в нелицеприятные тайны бытия. "Есть ли вероятность дойти?" — спросил он задумчиво. "Безусловно", — парировал, на этот раз его неуверенность, я.