Гаетан Суси - Лоскутный мандарин

— Она говорила со мной, — сказал мальчик. — Она мне сказала: «Здесь брат мой среди вас». — По толпе волной пробежало смятение. — Он ее брат, потому что он тоже не от мира сего. И он еще почти ребенок. Где ты, потусторонний брат Арианы? Отзовись, если слышишь меня. Выйди вперед.

— Ариана о тебе говорила, Тонио! — прозвучал мужской голос — безымянный, страстный, полный безграничной любви.

Мальчик ему возразил:

— Нет, братья мои возлюбленные в изгнании, нет, достойные женщины.

Ищущий взгляд Тонио перемещался с одного лица на другое.

Он сказал:

— Я ничтожнее розы, украшающей твои башмаки. Я не стою пыли, слетающей с твоей обуви.

Толпа пришла в движение, по ней волной пробежал шепоток, схожий с шелестом листьев. В нем слышны были нотки недовольства. Многие повернули головы в сторону Ксавье. Страпитчакуда, высунувшись наполовину из его кармана, давилась от смеха — в лапке она держала пузырек с укрепляющим средством, отпивая из пузырька, она прочищала горло. Готовый сгореть со стыда подручный выхватил у лягушки пузырек, и пока он его закрывал, та успела проквакать в толпу множество всяких гадостей: о том, что душа — только выдумка, а от Арианы, по ее мнению, ничего не осталось, кроме кучки разлагающегося праха. Ксавье пришлось сунуть ей в рот палец, чтоб она замолчала, — и Страпитчакуда за палец его укусила. Слепец все пытался сообразить, что за чертовщина творится вокруг них. Он кожей чуял, что враждебность к ним толпы нарастает, — у него на такие вещи был особый нюх. Ребенок подошел к Ксавье, который отступил назад, больше всего желая в этот момент провалиться сквозь землю. Страпитчакуда все еще свисала с его большого пальца. Люди, стоявшие рядом, пытали его:

— Кто ты такой? Что тебе от нас надо?

Слепец, резонно полагая, что дело пахнет керосином, решил ретироваться, и Ксавье пошел за ним следом.

— Нет, — вскрикнул мальчик. — Не уходи, постой!

Но они были уже далеко, оба неслись так быстро, что скоро ослабели. Ксавье боялся, что ему придется еще кусочек чахотки отхаркать, но на этот раз обошлось. Нищий лишь каким-то чудом снова не налетел на стену при столь поспешном отступлении.

Они подошли к строительной площадке, где работали разрушители. Ксавье удалось высвободить палец из лягушачьего рта — он выскочил оттуда, как пробка из бутылки с шампанским. Подручный быстро спрятал лягушку в ларец — вот я тебя сейчас там запру, чтобы ты больше оттуда не высовывалась, и ключ поверну на целых трц, оборота! А она все не унималась, шебуршилась там внутри, угрозы; свои с оскорблениями выкрикивала. И слепец как с цепи сорвался — у него все легкие будто горели огнем. Что за проклятье эта лягушка — сущий дьявол! Надо от нее избавиться к чертовой матери!

— Она не в себе, — сказал Ксавье. — Она, должно быть, уже несколько дней больна. А я не могу ее оставить в таком состоянии.

После всего, что она для меня сделала.

— Ну, — отозвался слепец, — это уж ты того, через край хватил. Все, что она для тебя сделала!

Ксавье сел прямо на бордюрный камень — он был в отчаян и глотнул лекарства, которое булькнуло у него в животе живой водой. Разрушители делали свое дело с невероятным грохотом. Слепцу пришлось кричать в ухо Ксавье, чтобы тот разобрал его слова в этом несмолкающем шуме.

— Эти люди, которые здесь работают, не может так случиться, что они из твоей бригады?

— Что?

Ксавье так ему это сказал, как человек, которого подняли, а разбудить забыли. Нищий повторил вопрос. Только теперь Ксавье осознал, что рядом с ними работают разрушители. Он медленно встал, как будто с опаской, подошел ближе. Прошелся вдоль площадки, внимательно все рассматривая. Увидел лица людей, которых знал по именам: тех, кто работал на подъемном кране, тех, кто занимался расчисткой котлована, — и именно среди последних он заметил Философа. А старик, в свою очередь, в этот самый момент взглянул как раз в ту сторону, где стоял Ксавье. Он махнул ему рукой. Ксавье вернулся к слепцу.

— Ну?

Некоторое время Ксавье размышлял, мрачно нахмурившись.

— Это не моя бригада, — сказал он в конце концов. — Пойдемте отсюда. Пора уже идти в «Мажестик».

Он взял слепца под руку, но тот отстранился от подручного.

— С меня хватит. Ты, дорогой мой Ксавье, очень мне симпатичен, но с тобой я все время попадаю в какие-то переделки, того и гляди, они и впрямь станут опасными. Я, пожалуй, пойду себе домой.

— Как хотите. Тогда я пошел.

Но слепец схватился за рукав парнишки и позволил ему тащить себя за собой, потому что никак ему было не обойтись без подручного.