Фернандо Аррабаль - Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах

Сразу после этого он потребовал, чтобы я нынче же вечером запер Тео на ключ и накрепко в погребе, в подвальном этаже, который, для пущего смеха, не находился на крыше. Дабы подчинить его грубой силе, он послал мне в мешке две пары наручников «made In Mauritania», игнорируя позор и поношение национальной промышленности, проданной на корню за границу. Одной парой следовало сковать запястья Тео, подобно глухим в пустыне, другой, более прозаично, его лодыжки a giorno . {28} 28 Как днем ( ит. ). До яркости дневного (солнечного) освещения. С тою же инакостью он снабдил меня цепями, чтобы я привязал Тео к газовой плите, и это невзирая на летнюю жару! Я спросил, не нафабрить ли заодно ему усы. Если мои выдающиеся и заунывные читатели дошли до этого места в рассказе, они не могут не знать, какого я мнения в тот момент придерживался о монстре-собеседнике, который был так туп, что не мог даже нарисовать одноименный угол. После этого остается только заткнуть фонтан. Кажется, я все сказал. Продолжение в следующей главе.

Врачи, все равно что пикадоры, – чертовские смертикулы, это знают все, даже полиция, тоже ведь не дура погулять... но склонять их правительственно и нетленно к переквалификации в тюремщиков, как рыб в воде, – от этого краснела даже кожа барабана; однако же насильственной госпитализацией больных столпотворительньные больничные власти уже добились того, что медицина сделала большой шаг в сторону казенного дома, ставший поистине гигантским прогрессом для Человечества, как провозгласил знаменитый республиканский космонавт, ступивший на Луну и наступивший в бульдожье дерьмо.

Готовый скорее умереть, чем лишиться жизни, я телефонно прокричал министру юстиции как рыцарь Байяр при Вальми {29} 29 Пьер Террай де Байяр (1476—1524), прозванный «рыцарем без страха и упрека», прославился в войнах с Италией; битва при Вальми с прусской армией состоялась 20 сентября 1792 г. : «Они не пройдут!» Стать стражем тюрьмы мне улыбалось не больше, чем песочным человеком!

Министр, удрученный яблоком раздора, пожелал узнать навскидку, какой выход из положения вижу я. С бесконечным уважением наперекосяк я предложил ему обиняками, ретроактивно и вплоть до сегодняшнего дня переименовать Елисейские Поля в проспект Сесилии, листвы моей расцветающей.

Правительство, сообщил мне министр, готово потакать моим «прихотям» и дать мне зеленую улицу при одном-единственном условии: если я посажу Тео под замок. Но на кой мне зеленая улица и даже ажурные тротуары, если Тео давал мне возможность легко перепрыгивать с континента на континент своими сочинениями для Эдуардовых деток!

Тео (я чуть было не написал «мой возлюбленный и прельстительный Тео», но не хочу тратить лишних слов, когда речь идет о создании столь же исключительном, сколь и ослепительном, заслуживающем самых пагубных панегириков, даже сыгранных на губной гармонике), итак, Тео родился на свет в своем родном городе спустя неделю после дня своего рождения. Из чистой скромности он избрал несовершеннолетнее детство, проявив тем самым незаурядную терпимость в вертограде моего дяди.

Я допускаю (ибо, к вопросу о беспринципности, мне тоже было не занимать терпимости), что любовные связи Тео всегда заканчивались трагически... но единственно потому (об этом стоило бы трубить на крышах, чтобы заткнуть пробкой рты злопыхателям), что венчались они смертоубийством. Все эти печальные события свидетельствуют о том, как мало везения было отпущено Тео и как мало успеха он имел у приверженной традициям публики.

Многие мои проворные и божественные читатели писали мне, дабы я держал их меж волком и собакой в курсе патологической и дантовской жизни больных Корпуса Неизлечимых... иными словами, они хотели знать, какой болезнью страдали мои неизлечимые после фазы врачебной тайны.

Мои самые горячие сторонники среди жаждущих и импульсивных читателей желали также прояснить причины ужаса, который внушала эта болезнь всем за стенами Корпуса. Я не спешил с ответом, памятуя, что рукопись моя – роман, а не трагедия отверстой могилы, как еще думали те, кто ожидал поднятия занавеса.

Вопрос : Сколько больных в день поступает в Корпус?

Ответ : Ни много, ни мало, равно числу ежедневно умирающих. Такая всепоглощающая стабильность наглядно показывает, без необходимости совать свой нос в чужие дела, что даже среди самых благонадежных приказывают долго жить лишь те, что жить больше не могут.