Стив Айлетт - Токсикология (Toxicology)

– Похоже, мы сделали полный круг, сэр, – мягко заметил Гувер.

– Что? О, почти утро, а что я наделал?

– Думаю, сэр, удар по лицу и рука…

И за пару минут он превратил мой портрет в Реджинальда Трейса, отскакивающего в воздух и бьющего себя по голове свинчаткой.

– Но почему движение вперёд, Гувер? И почему торговцы? Змеи? Стая, стая, стая… – И я начал трепетать, схватил холст и вонзил в него кисть, размазывая линии, разрушая всё подряд. Рисунок я швырнул в комнату Трейса, бросил дверь открытой и убежал. С меня довольно этой ерунды!

Холодное солнце вползло в дом.

Внизу гости столпились на месте убийства, где накрыли утренний чай с лепёшками. Отец Брейнтри пренебрежительно разглядывал тело. Лицо трупа превратилось в кровавый пудинг.

– Его вера, какой бы она ни была, не помогла ему выжить.

– Что бы ни случилось, в последние моменты жизни Реджинальд скакал, как первобытный человек, и разбивал семейные ценности. – Тётя Мейбл посмотрела на меня.

– Надеюсь, этот бедлам – не твоих рук дело?

– Моих, тётя? До сего момента я точно держал себя в руках. И я знаю, что творчество Реджи значило для вас очень много.

– Его творчество? Не сказала бы. Полагаю, именно оно и сбивало его с пути. Далеко от паствы – и гнилой плод.

– Не сказали бы? Что за святотатство? Эй, народ?

– Лорд Стем большой специалист, он утверждает, что Трейс рисовал, как грязный червь.

Но в этот момент Лорд Стем проскакал вниз по лестнице с холстом и счастливым выражением лица.

– Это выдающаяся картина, – объявил он, – свидетельство праздничного погружения Трейса в хаос и тьму. – Он показал нам картину, которую мы с Гувером создали в ранние часы. – Посмотрите на эти смертельные шипы, цвета мёда и ананаса. Пятнистое девственное успокоение, предложение шумных игр, истекающий линь, намёк на курицу на грунтовке, сам Трейс на переднем плане предсказывает собственное преднамеренное самоубийство, и, наконец, дикий шквал эмоций, размывающий линии, будто отбрасывающий в сторону и искусство, и самоё жизнь.

– Но какие кошмарные пропорции, – сказал я. – Это развалина.

– Это персик, и стоит он тысячу фунтов. То, что он мёртв и бледен, улучшает баланс парня.

Это просто праздник для меня, должен сказать. Забудь про поросячью свинчатку, Мейбл, – я заплачу тебе, сколько скажешь, за эту прелестницу.

– Значит, у нас тут не только нет убийцы под боком, – сказала тётя Мейбл, – но и решились мои финансовые проблемы. Оказывается, я настоящая покровительница искусства, а я и не знала. Похоже, один человек в вашем поколении всё-таки имел стоящий талант, а, племянник?

Гувер всплыл и многозначительно посмотрел на меня.

– Какая жалость, что потенциально прибыльная художественная карьера молодого человека навсегда перечёркнута кровью и обстоятельствами, а, сэр?

У меня родилось мрачное предчувствие, что сейчас я ударю его прямо в лицо. Но я удержался и подумал, что наши с Трейсом способности недалеко друг от друга ушли. Хотя мы оба представили наши варианты мира на суд и рассмотрение, факты не меняются.

Когда бандит Гарри Фиаско смотрелся в зеркало, он не видел извивающуюся щупальцами массу сгущенного отвращения, которую в такие моменты видим все мы. Он решил, что его внешность – эталон, по которому весь мир должен настраивать свою цветовую гамму. Его волосы стали его религией, и он считал город Светлопив хаотичным и неполноценным по сравнению с их сводчатым самообладанием. Но он решил пойти навстречу городу, а не против него. Простой человек.

Однажды он увидел, как сморщенная старуха с нервной собачкой вот-вот шагнёт в размытую улицу, полную машин. Он выхватил собачку из-под колёс разгоняющегося такси.

– Собака, я чаю, суть нежный плод, – сказал он и взял бабушку за руку. – И вам тут не рекомендуется переходить дорогу, мэм.

Мисс Кидди Кауфман была известна своей непредсказуемой реакцией. На этот раз она отреагировала воплем “Полиция!”, и Гарри бежал так быстро, как только несли его руки и ноги. Когда описание бабушки вылилось в фотопортрет на манекене Армани, копы потащили Гарри на опознание.

Шеф Генри Блинк, чьё пузо – один из нескольких объектов, видимых из космоса, разжёг “Гинденбург” и выставил шокирующие факты в воплебудке. Похоже, старуха решила, что обнаружила скрытое послание в высказывании Гарри – при фонетическом реверсировании “Собака, я чаю, суть нежный плод. И вам тут не рекомендуется переходить дорогу, мэм” превратилась в куда более угрожающее “Мэм, уродский тибидох цапнул меня за руку, и тут, мать, вы должны мне тысячу баксов”.