– Черт побери, Гермико, и из-за этого «Чистые сердца» могут расторгнуть мой контракт?
– У тебя нет контракта. И ты это знаешь. Здесь все делается по взаимной договоренности, через рукопожатие или, если на то пошло, обмен поклонами.
– Мистер Аракава стоял на ушах?
– Скорее он был озадачен. Он воспринимал тебя как «милую, тихую девушку».
– Идти паковать чемоданы?
– Вряд ли сейчас есть такая необходимость. Ты – иностранка, тебе делают определенные скидки. От иностранцев ждут всевозможных ляпов – считается, что это часть вашего яркого экзотического обаяния.
– Приятно слышать. Гермико усмехается.
– Ну, я так понимаю, ты развлеклась на всю катушку?
– Судя по тому, что помню, да.
– Я позвонила в службу по эксплуатации насчет ремонта ширм-сёдзи.
– Спасибочки. Не зайдешь ли выпить чайку или еще чего? Правда, бардак в доме страшный.
– С удовольствием.
Футоны все еще расстелены на полу, одеяла свалены на татами.
– Бог ты мой, – восклицает Гермико, – ты что, с ними всеми спала?
– В некотором роде. – Включаю электрочайник, начинаю убирать со стола вчерашний мусор.
Гермико обнаруживает на видеомагнитофоне наполовину полную бутылку коньяка.
– Забудь про чай.
Щедро наливаю нам обеим по стакану, и мы устраиваемся на футонах. Гермико, наклонившись ближе, убирает у меня со лба прядь влажных волос.
– Чего пригорюнилась?
– Не знаю. Я…
– Только не принимай упрек мистера Аракава чересчур близко к сердцу. Через неделю все позабудется.
И ты ведь вполне можешь продолжать встречаться с Оро, только у него. – Она смеется. – Или вы можете отправиться в отель любви*.
Посреди ночи звонит телефон.
– Оро?
– Как ты узнала?
– Кому еще звонить в такой час?
– Мне очень жаль.
– Ага, как же. На самом деле тебе по фигу. Он фыркает от смеха.
– Что ты делаешь завтра?
– А тебе-то что?
– Ты разозлилась? – Судя по его голосу, он страшно собою доволен.
– Оро, ты втравил меня в жуткие неприятности.
– Фотка в газете?
– Помимо всего прочего. Он смеется.
– Классная фотка.
– Ты вышел неплохо. А я – прямо блудница Вавилонская.
– Ноги в воздухе. Грязная сумасшедшая девчонка.
– Так знай: больше такого не повторится.
– Никогда?
– По крайней мере не у меня в доме. Я могу без работы остаться.
– Ох. Вот это очень серьезно. Извини, пожалуйста. Забавно: я так и вижу, как он кланяется.
– Так что же у нас завтра?
– Сюрприз.
Боюсь, что еще одного я не переживу.
– Ты будешь один или с мальчишками?
– Один.
* Отели любви (рабу-хотэру) – сеть специальных отелей, куда приходят парочки именно для занятий любовью.
– Киото?
– Токио. В час за тобой заедет машина. Ничего?
– Ничего.
– Ну, увидимся завтра вечером. – В трубке что-то потрескивает.
– Оро, ты где?
– Нигде.
– Где?
– На пляже.
– А разве не холодно?
– На пляже на Фиджи.
– Ну, не важно. Я ложусь обратно спать. Я, между прочим, сама себе на хлеб зарабатываю.
– Я тоже. – Он хихикает. – Увидимся завтра, большая загадочная гайдзинка.
– Оро?
– Да, Луиза?
– Иди на фиг.
«Мазерати» мчится по широкому, обсаженному деревьями бульвару: в этой части Токио я еще не бывала. Наклоняюсь вперед и окликаю водителя:
– Где мы?
– Между Хараюку и Сибуей, – сообщает он и продолжает цыкать зубом.
Беру на заметку. Модный район. Около миллиона девушек с семнадцатидюймовой талией и с пакетами «Ха-наэ Мори»* в руках.
Огибаем огромный лиственный парк и гигантскую арку уложенного бетона.
– Стадион «Ёёги», – сообщает мне водитель. – Олимпиада в Токио.
– Мы почти приехали?
* Японский Дом моды, основанный в 1949 г.; Ханаэ Мори стала первым японским дизайнером, принятым в Парижский Синдикат Высокой Моды.
Он резко тормозит, оборачивается ко мне, широко усмехается.
– Мы уже приехали.
Длинная площадь, в конце ее – большое массивное современное здание. На нем вывеска: «Концертный зал NHK». На площади – ни души. В этот самый миг садится солнце – разом, как это водится в Японии, точно на выключатель нажали.
– Вы уверены, что?..
Он нажимает на кнопку, моя дверь распахивается. Выхожу, поправляю вуаль на шляпке – идея Гермико, равно как и темно-фиолетовое вечернее платье и черный парчовый жакет. Обычно я стараюсь не носить фиолетовых тонов, но сейчас волосы мои по большей части забраны под шляпку, а вуаль – «в целях безопасности», выражаясь словами Гермико – закрывает выбившиеся пряди.
Читать дальше