Уилл Айткен: Наглядные пособия (Realia)

– Вообще-то я канадка.

– Канада. Ох, как вам повезло! – Похоже, заметила, как меня перекосило. – Такая чудесная страна…

Как говорится, Иисус прослезился.

– У вас есть Национальный совет по вопросам кино** – они такие замечательные документальные фильмы снимают.

Я уже собираюсь спросить ее, видела ли она доку-менташку про слепого эскимосского резчика по мыльному камню, «Холодные руки, горячее сердце» называется, но за ней разве угонишься?

– Как мне жаль, что в Америке нет ничего похожего!

– А уж мне-то как жаль, Бонни. Вы, я вижу, интересуетесь кинематографией?

– Так я же здесь именно поэтому. Я приехала снять серию документальных фильмов о японских ремеслах.

– Да что вы говорите.

* Иностранец в уничижительном смысле, «чурка» (ял.).

** Национальный совет по вопросам кино (The National Film Board) был создан федеральным правительством в Оттаве в 1939 году для съемки фильмов, отражающих менталитет канадцев, доя показа их в стране и за границей.

– Первые три уже закончены – лакированные изделия, изготовление вееров, окраска тканей. Но не успели мы дойти до традиционных упаковок, как грант иссяк, и мы теперь пытаемся найти альтернативные источники финансирования.

– Какая жалость.

– О, на самом деле я даже и не огорчаюсь ничуть. Я в Японию просто влюблена, а вы? – Прицельно смотрит на мой бокал. Что, здесь так принято – мне полагается поставить выпивку старожилу, не наоборот?

– Любовь – не совсем то слово, что первым приходит на ум. – Я тянусь к хрустикам из морских водорослей, что поставил передо мною Флосси.

– Тяжко вам приходится? – Бонни наклоняется совсем близко, глаза с поволокой.

– Да нет, в общем-то.

– А с японским у вас как?

– По нулям.

Она запускает руку в лоскутный ридикюль.

– У меня тут где-то завалялась мейши замечательной сенсэй по языку.

– Говорите как белый человек, милочка.

Она извлекает из бумажника стянутую резинкой пачку визиток.

– Ну, визитная карточка одной изумительной преподавательницы японского.

Я гляжу прямо в ее выразительные глаза.

– Не интересуюсь.

– У нее учиться так весело, особенно если один на один. А еще она дополнительно преподает каллиграфию и раз в месяц, в выходные, приглашает особо отличившихся студентов на чайную церемонию.

– Я вообще не хочу учить японский. Бонни резко выпрямляется.

– Не хотите?

– Смотрите сюда, Бонни. – Я машу Флосси, указываю на мой бокал, улыбаюсь, затем указываю на Бонни. – Видите, как все просто?

Бонни втолковывает что-то Флосси по-японски, тот коротко отбрехивается, она тараторит еще несколько минут, бурно жестикулируя, в голос ее закрадываются угодливые нотки. Флосси обрывает поток ее излияний коротким кивком и гортанным восклицанием, что в странах Средиземноморья предвосхищает отхаркивание.

Не прошло и десяти секунд, как мой джин-тоник уже на стойке. Слим, Флосси и Мел совещаются в дальнем углу: с напитком для Бонни, похоже, возникли проблемы.

– Но как же вы обойдетесь, не уча японского? – Бонни вновь закапывается в ридикюль и извлекает на свет пачку гвоздичных сигарет непальского производства.

– Будьте добры, не курите. – Для вящей убедительности кладу руку на ее пухлое запястье.

– О, но это вовсе не табак…

– Будь это табак, я бы стрельнула у вас сигаретку. А от запаха тлеющей гвоздики меня тошнит.

– В самом деле?

Залпом осушаю свой дж-т наполовину.

– Еще воспитываясь в Канаде, я учила языки: английский – в Альберте, французский – когда перебралась в Монреаль поступать в университет. В Вене, во время годичной стажировки, выучила немецкий. Так что видите, Бонни, я учила языки всех мест, где когда-либо жила, и знаете что?

Расстроенная Бонни пытается привлечь внимание Слима, который вдруг решил, что самое время заново аккуратно сложить все скатерти.

– Что?

– Сама я, хоть убей, никого не понимала, и никто так ни черта и не понял насчет меня. Так что, еще летя в самолете, я решила, что в Японии начну все сначала.

Бонни щелкает пальцами, глядя на Флосси, тот щелкает пальцами в ответ. Мел замечает, что происходит – нет, он отнюдь не всегда слеп и глух! – и отвешивает Флосси смачный шлепок; тот, всхлипывая, бежит на кухню.

– Но если вы здесь хоть сколько-то пробудете, все равно основ поднахватаетесь.

– Всеми силами постараюсь этого избежать. Бонни смеется пронзительным, металлическим

смехом.

– А вы большой оригинал, Луиза.

Мел наклоняется к ней с огромной дымящейся кружкой какого-то напитка. Запах – прямо как от сгнившей на корню люцерны.