Стив Айлетт: Атом (Atom)

– Чё это за золотая рыбка, это хренов гадский монстр!

С ударом рыба высовывает мурло из воды и бурчит сквозь стиснутую решётку рта:

– Следи за словами, придурок.

Телеса Джоанны передёргивает от потрясения.

– Она несёт семантику!

Бак словно взрывается, – и рыба уже перед ним. Отравленная боль простреливает по руке, когда хищник прокусывает её до кости.

Джоанна слышит собственный крик, похожий на женский, умоляет выпустить, складывает слова, осмысленные единственно для того, кто осмелится присоединиться к нему в изысканном пространстве за болевым порогом. Он бросается сквозь взрывающуюся мебель. Посреди глаза урагана звездопада нервных окончаний он видит, как Атом отрывается от чтения телефонной книги.

– Осторожнее с мебелью, вы оба.

– Сними её с меня! Адская боль! Это! Адская! Боль! Джоанна сбрасывает демона, он ловит ртом воздух на ковре.

– Я на полу, Тэффи! Ненавижу пол! Атом оскорблённо поднимается.

– Тебе что, не говорили, нападение на охранника – это федеральное преступление?

– Охранник? – выдыхает Джоанна, качаясь. – Мужик, это пиранья! Цапнула меня за руку!

– Считай, тебе повезло, чувак, – сблёвывает рыба своим синтетическим голосом. – Забери меня с полу, Тэфф – плюньте кто-нибудь на жабры, задыхаюсь!

– Джед Хельмс делает честь своим видам, – объявляет Атом, выступая из-за стола.

– Не в службу, Тэфф, я проголодался, – вот, собственно, и всё.

Атом достаёт рыбу, расправляет её задние плавники.

– Лучшие оперативники всегда голодны – ты на пике формы. – Он сбрасывает чудовище в бак. Рыба вяло гребёт на дно, её глаза закрываются. Атом перемещает свирепое внимание на Джоанну.

Тот отступает назад, обхватив руку. – Лучше не подходи ко мне, тысукинсын! У вас тут психушка – вы оба психи!

Стена тьмы за спиной Атома словно вспухает злорадством, когда он декламирует:

– Ты вплыл сюда, выкликая своё фальшивое имя, фальшивые проблемы, фальшивые штаны, и смеешь учить меня, что мне надевать – потом пытаешь моего коллегу Джеда Хельмса почти за пределами объёма его внимания. Проваливай отсюда к чёрту, или я тебя…

– Где там застрял этот имбецил? – думает Туров, и тут Джоанна вылетает из здания и под дождём выписывает зигзаги в сторону машины.

Он распахивает дверь и просовывает голову внутрь.

– Гони, Коротышка, гони – там в доме монстры!

– Чего? – сплёвывает Туров, пока тот втискивается в машину, – он выдернул ключ зажигания раньше, чем Джоанна рванулся его повернуть, и теперь держит его за спиной, пока гигант пытается его сграбастать. – Успокойся, идиот, ты привлекаешь внимание.

– Он не вцепился, мистер Туров – но гляньте на след зубов. – И он показывает дугу на руке, похожую на прикус молодой акулы. – Не ходи туда, Коротышка.

– Испугался брехливой псинки, а ещё такой лосяра, – подпускает шпильку Туров. – И не называй меня Коротышкой – жди здесь, я пойду, сделаю мужскую работу так, как надо. – Он отпирает дверь и, вывалившись из машины, несётся сквозь дождь к бурому зданию.

В вестибюле он приводит себя в порядок, потом входит в лифт. Джоанна наверно связался с какой-нибудь старухой, только и общающейся со своим буйствующим спаниелем. Всё просто. Четвёртый этаж.

Ну, если честно, местечко знобящее, но разве Америка не земля свободы? Имеют люди право на тусклые обои и тяжёлые двери?

Всё мчится вокруг его собственных движений, когда он входит в коридор и как во сне смотрит вниз на предмет роликов. Микродред каруселится по ковру, приближаясь к нему, как цунами. Его волосы изогнуты, чтобы стоять на концах, завиваясь, как знаки вопроса под грузом смазки.

Вот и дверь – АТОМ И БАРБИТУР выписано по трафарету на матовом стекле. Он нажимает на звонок, и после паузы дверь распахивается, как выходное отверстие пули, порывы метана клубятся вокруг него.

Он входит в приёмную, – это небо, взболтанное с огнём и акустическими взрывами. Раскалённая окись магния пятнает воздух, ветер вспарывает ожидание на ленточки. Здесь небеса сбились с пути и ударились в панику, как летучие мыши, ослепляя собственный лоб и выпуская ливень кризиса.

– Мистер Атом? – зовёт Туров сквозь шторм, его одежда пузырится сверхутончённой статикой. – У меня есть для вас дело. – Он выцарапывает воздуш-ный мусор из глаз, возбуждённо косит сквозь атмосферу, взбиваемую близящимся освобождением. И ветер меняет направление, комкая зону видимости в мутном смоге.

Смолистый хребет и рёбра висят в воздухе, левитируя в театральном дыме. И посреди знобящего сияния следствие испаряется, и жарко-белые тета-вспышки рокочут голосом, словно усиленным колоннами динамиков в пять тысяч ватт. Звучат слова: