Генри Миллер - Книга о друзьях

Еще два слова о работе — Эмиль все делал сам, без помощи секретаря. Память у него тоже была что надо, никаких записей не требовалось. Короче говоря, ко мне в приятели набился «настоящий морской черт»! Его золотые руки могли починить что угодно: две хижинки, в которых Эмиль жил после того, как мы переехали из Партингтон-ридж, были построены практически голыми руками. Поскольку жили мы скромно, он устроил себе возле шоссе у Андерсон-крик что-то типа открытого гаража, который служил ему галереей. Чудо, что у него не сперли ни одной картины, потому что не помню, чтобы он относил их по ночам домой.

Как я уже сказал, у Эмиля была склонность к тому, что я бы назвал неопримитивизмом. Его мания к точности и подробностям, о которой я уже писал, нашли отражение в его живописи. Он вырисовывал улицы и лошадей, как архитектор, вычерчивающий план города, — мечтающий архитектор, надо сказать. Он удачно подбирал цвета, хотя страдал дальтонизмом. (Удивительно, если задуматься, как мало дальтонизм мешает занятиям живописью. Кажется, это Пикассо любил говорить: «Когда у меня кончается красный, я беру синий».) В некоторых своих работах — в «Тигре», например, — Эмиль бывал очень похож на Руссо. И все же, хоть мой друг и знал творчество этого художника, я сомневаюсь, что он испытал его влияние. Просто он, как и Руссо, старался рисовать вещи такими, какие они есть. Мы все видим мир собственными глазами, а глаза у Эмиля были очень специфическими. В некоторых своих полотнах он выступал как поэт, скорее всего дадаист. (Взгляните только на его картину «Сам я не местный». Она сама по себе первоклассная и очень в стиле Эмиля Уайта. А если не Уайта, то Курта Швиттерса.) Не знаю, почему он бросил рисовать спустя столько лет. Насколько я понял, он все время боялся, что никогда не сможет написать такие же хорошие картины, как предыдущие. Эмиль даже выкупил кое-что из своих старых работ. (Словно курица, которая боится потерять свой выводок.) Но ведь некоторые великие художники тоже так делали, хоть и по другим причинам.

Я уже упоминал пристрастии Эмиля к Weltpolitik [17] Мировая политика (нем.). . Ради справедливости надо сказать, что это не единственное, о чем можно было говорить с Эмилем. Он родился в деревушке в Карпатах, но вырос в Вене. Во время неудачной революции он в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет переехал в Будапешт помогать революционерам. Там его поймали и приговорили к расстрелу. Когда его поставили к стенке и он уже готовился к смерти, охранник вдруг увидел у Эмиля в кармане австрийские деньги и позволил ему бежать. Два года спустя Эмилю удалось добраться до Нью-Йорка, где ему помог один родственник. Хотел бы я вспомнить сейчас историю, связанную с этим родственником. Это одна из тех трагикомичных историй, каких много в книге Эмиля «Забавные истории», в пару к истории «Моя жизнь — это эхо».

Судьба нанесла ему два жестоких удара. Как можно было догадаться из всего вышесказанного, Эмиль был из тех, что не женятся. Из его гороскопов следовало, что с каждым браком чем дальше, тем хуже. Первая его жена, венгерка, дама с характером, была самой красивой женщиной из тех, что когда-либо появлялись в Биг-Суре, однако проблема заключалась не в ее красоте. Дело обстояло гораздо хуже — у нее было двое детей от предыдущего брака и один из них — слабоумный, да еще в тяжелой форме. Вместе с детьми она привезла и пианино, которому, впрочем, все обрадовались. Красавица чудесно пела, великолепно играла — в общем, само совершенство, если бы только не сынуля! Эмиль не выдержал этого испытания, они разошлись через пару недель.

Учитывая, сколько баб вешалось ему на шею, удивительно, что мой приятель не женился раз десять или двадцать. Через несколько лет после развода он женился во второй раз. Что его на это сподвигло — выше моего понимания. По-моему, она была лентяйка, да еще вечно в дурном настроении. Талантов у нее никаких не водилось, в том числе и материнского, хотя она родила Эмилю двух сыновей. Мамочкой пришлось стать Эмилю, любящему и детей вообще, и своих в особенности. Встречи с ним наводили на меня тоску: весь блеск улетучился из его глаз, они с женой редко разговаривали, нарочито молчали. Если вас приглашали на обед или ужин, то готовил его Эмиль; если детям требовалось внимание, за ними приглядывал Эмиль. Сыновья выросли яркими и послушными мальчиками, и Эмиль очень ими гордился. Вдруг однажды его жена объявила, что уезжает в Австралию с другим мужчиной, помоложе, и что мальчиков берет с собой. У Эмиля словно земля разверзлась под ногами, одна мысль, что он расстанется с сыновьями, разбивала ему сердце. Он сделал все возможное, чтобы оставить их у себя, но бесполезно.