Яна Гецеу: Курс практической психопатии

Тем временем, король Арто достал длинную черную флейту свою, и стал играть на ней, и я принялась танцевать, околдованная совершенно дивными звуками музыки, которую так люблю и здесь, и на небесах, где бываю серафимом…

Ах, да — музыка лишила меня злости, и я едва не забыл, что я, как Гавриил должен наказать коварного короля Арто за недостойный обман его маленькой невесты…

Но что это со мной — ведь он не делает совершенно ничего такого, что могло бы вызвать отвращение и тошноту, и уж тем более ни в какие сравнения не идет с тем, что сам я вытворял ранее, утешая гнилое нутро свое в измывательствах над разными девицами, пусть и вполне взрослыми! И над самим Арто тоже — там, где он не король нигде, кроме как в моем сердце. И что такого, что он шарился у девочки под платьицем — ведь это же я, значит можно, и никак не могу понять, в чем тут мерзость, и чем это мерзее того, что он шарил у меня в штанах — здесь… пытаюсь схватить мысль — но тщетно! И не могу, не могу понять, что же так меня бесит…

Это невозможно, невозможно терпеть дольше! Я или умру уже, наконец, или увижу его, дабы выкрикнуть в лицо, красоту которого я проклинаю всем сердцем! — оставь в покое меня, она же еще ребенок!!

А к тому же, невыносимая необходимость как можно скорее рассказать ему о том, что я не так прост, как он обо мне думает! Я трио: маленькая глупая девочка принцесса, архангел Гавриил, и тот, каким он меня видит — тот, кто наблюдает за ними из розовых кустов, удушенный одеялом, в спальне квартиры на седьмом этаже… и узнать поскорее, будет ли он меня любить таким, сумеет ли обнять сердцем всех трех разом?..

Без него подыхаю. У нас обоих никого, кроме нас самих, не осталось. Разве же он не понимает?.. А я и вовсе пришел туда, откуда ушел. Раньше был один, тотально один. И сейчас — до звона в ушах. До боли… «В глаза обратно льются слезы, стерлась постель…» Стерлась от моих корчей…

И однажды, нашел в себе силы встретиться с ним, просто выйти на улицу. Думал, мечтал, как сейчас обниму его, и вернусь в себя. Верил в спасение.

Но… Это Вселенское, необратимое НО! Но, которое я так ненавижу… больше всего не выношу в жизни непоправимое, за которым ВСЕ…

Нет, такие как Арто не умеют любить. «Их любовь все равно, что проклятье. Их любовь — все равно что позор!» — Жанна моя Жанна… уже даже и ты не спасаешь. Да и похуй на позор. Какая вообще, блядь, разница, я мразь, и не знаю никакого позора, а вот поди ж ты!

ЭТО КОНЕЦ

Он решил бросить меня. Уйти. Навсегда. Мол,

— …наши отношения изжили себя.

Я нервно рассмеялся, не поверив. Это ведь снова игра такая. Я хотел его тронуть, но он так холодно отстранился: «не надо, Ветер». Вот так, Ветер. Не малыш, ни детка… ни какой-нибудь еще его пошлый бабский нежный штамп, а просто Ветер. Как для кого угодно с улицы. Даже не Гавриил… И я вдруг понял, что он серьезно. Прочувствовал этот неведомый доселе лед, и промерз моментально до самого дна души. Нет ни малейшей лазейки, ни капли надежды, какие бывали в прошлые, даже самые страшные наши ссоры…

— Вот почему ты исчез…

— Да, а ты разве ничего не заметил сам?.. — и что-то еще, но я больше не слушал.

Я просто кивнул, сказал: «ладно!» — как кому-нибудь другому, ничего не обещая обещанием, и пошел прочь. Он не стал останавливать. Я ни разу не оглянулся. Ад сердечно обнял меня, простой и голый. Ледяной Ад, как он есть.

Чтож, видно такова моя судьба, никчемного урода!

Пришёл домой, и в экстазе чистой боли написал на грубо вырванном из его забытой (как я теперь) студенческой тетради листе: « Прошу никого не винить, кроме меня. Я был негодный дурак, негодный для него ». Положил листок на стол, надел его платье, вытянул из-под всякого хлама у компа верное лезвие, ( которым сам делал ему шрамирование на животе), лег в постель и перерезал вены…