Diamond Ace - Сломленное поколение

Спасибо, не ожидал, что ты ответишь так скоро.
Лестница. Опаснейший враг изможденного организма. Долгая дорога к омовению.
Город ангелов с маниакальным постоянством превращает своих девственниц в шлюх, готовых обменять достоинство на субтильный шанс проснуться богатыми и знаменитыми. Призрачное величие вымощенных бриллиантами дорог бьет точно в разорванные влагалища бездетных Кассиопей, приносимых в жертву ненасытным западным берегам. Мессалины больше не ищут простого удовлетворения, научившись мириться со своей зависимостью. Они поняли, что их сексуальный голод чего-то стоит. Их правильные формы, миндалевидные глаза, влажные рты щедро оценены и выставлены на продажу. Важные сеньоры в пенсне поднимают таблички с номерами счетов и получают свою мотивацию.
Честный бартер.
Социальная жизнь вместо сухого некролога.
В любом случае, торговля мясом оказывается предпочтительнее правильного, поощряемого существования в мире с господом, тремя детьми и эгоистичными ублюдками.
Желтая зубная щетка, розовая штора, закрывающая ванную, белый тюбик с зубной пастой «Колгейт», серая раковина под зеркалом, рядом с которым висят синее, зеленое и красное полотенца. Долбаный калейдоскоп.
Когда в глазах песок, а рука еле передвигается, сжимая неподъемную щетку, нужно отвлечься.
Достаточно представить, что тебе нечего терять. В таком случае жизнь становится не только чем-то перспективным и непредсказуемым, она приобретает альтернативу.
Я никогда не понимал, почему люди так стремятся обрести что-либо ценное. Они ищут себе спутников, которых боятся потерять. Верят в то, без чего их жизнь не имеет смысла. Меняют «потенциал действия» на «потенциал покоя» и ждут осанны, что мир будет прекрасным и надежным местом, где их богатство останется в неприкосновенности. Что вся вселенская несправедливость одарит безумием кого-то другого, менее достойного счастливого бытия. Ослепив себя надуманным блеском спокойствия, они идут на звук, когда им надо на север.
Встретившись со своим беспомощным отражением, я решил покинуть радужное помещение, подумав, что неплохо было бы побриться.
Дверь напротив приоткрыта. Любопытство потянуло с неведомой силой. Я знаю, что там. Эклектичный интерьер, ничего больше не значащие фотографии с давно умершими людьми, пятно на подушке. Готов спорить на что угодно – нижнее белье Рут ни за что не похоже на изящные танга или стринги из модных каталогов.
Скрип несмазанных петель. И легкий испуг. Точнее – подобие инсульта, испражнения и утраты контроля над телом.
Старый черный приятель-атлет держит в руках какую-то записку.
Какого хрена?
– Прочти это, Тайлер.

Что ты здесь, мать твою, делаешь?
– Прочти, Марвин.

Еще мгновение, и рука трясет смятый листок. Никакого детектива, никто не просит меня прочесть написанное.
Я слышу топот Рут. Должно быть, она не думала, что я окажусь настолько беспардонным гостем. Но если она так резво бежит сюда, значит, не хочет, чтобы я сделал то, что уже сделал.

ЛЭНГОТ

Пациент: М. Доу
Возрат, дата рождения: ???
Место жительства: ???
Место работы: «Семья напрокат»
Кем направлен: Э. Чейс
Диагноз: Дистимия
Примечание: Интолерантность

Мозг Эллисон Чейс из грязной сексуальной фантазии внезапно превратился в мишень, которую хочется разнести из какого-нибудь Тэк-Найна. В упор.
Рут смотрит на меня так, словно я сплясал на костях ее любимого покойничка. Всё, что она может сказать:
– Ты не должен был сюда заходить.

Но я зашел. И теперь предстоит любопытный разговор о том, как же нам поступить с маленькой лживой сестрой Джессикой.
Ненависть – отличный источник энергии, которой мне так не хватало.
А по большому счету… ммм…мог бы и догадаться.
«..н..о..».
«лэНгОт».
И н т е р л ю д и яNo. 3

Вязкая тишина. Слышно, как люди умирают. Отдают по секунде, получая взамен невнятный перфоманс, дозированный и горький, словно ушная сера.
Свет прожекторов выжигает сетчатку, крадет моих слушателей, готовых к тому, чтобы конферансье их вербально ублажил. Рваные вспышки стробоскопа лишают зрения окончательно, и ты говоришь в никуда.
Но они-то тебя слышат. И может быть, слушают. А возможно, даже прислушиваются.
И смотрят на эту жалкую инсталляцию, как на что-то случайное. Проходящее. Не имеющее отношения к их реальности. Ибо они привыкли получать и хлопать.
А я заколачиваю: «Мы нематоды внутри. Крохотные черви в плаценте собственного убожества и бессилия».
Гонимые комплексом одиночества, самоустранившиеся пасынки эфемерного величия. Мясо, запрограммированное на провал. Родители не уточнили, что всё их понимание счастья скрывается за набором дерьмовых лозунгов о том, как нужно вести себя в той или иной ситуации. В книгах между строк не читалось спасение. Ни одна гиперссылка не расцвела инструкцией по достижению благоденствия. Нас забрасывают спамом. Рекламой светлого будущего, которым мы сможем подтереться на глазах всего мира.
Как гвоздь в крышку: «Виктимность становится модой. Но теперь все сложнее. Мы ждем, когда же нас, наконец, изнасилуют, чтобы получить порцию своего сострадания».
Нам нужен человек. Чтобы пропустить через него наше несчастье, отфильтровать наши травмы.
Человек – инструмент. И только.
Насквозь: «И мы бежим от нашей неполноценности, словно пуританин, прячущий резиновую куклу в стоге сена».
Мы запутались, потеряли ориентир, заблудились. Нет ничего, чем бы мы грезили. Не осталось мечты. Всю дорогу мы ищем оправдания, чтобы наши падения не казались такими уж курьезными. Ищем врага, чтобы наше сопротивление имело хоть какой-то смысл. Живем, чтобы жить. Как можно дольше и как можно лучше.