Diamond Ace - Сломленное поколение

Я опустил мизинец в прохладную жидкость, чтобы убедиться, что там действительно разбавлена сода.
Говорю, что колес с меня достаточно.
– Там только сода. – Никаких эмоций. Сухое давление.

Я сел на диван.
Кратковременное умиротворение. Мне не нужны громкие компании и алкоголь.
Я подсел на спокойствие.
Мне не нужен ваш джанк. Мне осточертела ваша музыка.
Я торчу на крепком сне.
И будьте добры – заткните кишечный тракт своим же пониманием счастья.
Я благоденствую в горе. Опрыскиваю заботой свое слабоумие. И да, я застраховал свои переживания на случай, если вы захотите отнять даже их.
Я спрашиваю Рут, кто тот человек, что обнимает ее на фото?
– Это не…

Это важно. Поверь, раз уж ты привела меня сюда, тебе придется со мной общаться. Если ты не расскажешь мне, как я оказался в ночлежке, если ты не ответишь даже на столь элементарный вопрос, клянусь, Рут, я возьму веревку и смастерю из тебя куклу-чревовещателя.
Она некоторое время смотрела мне в глаза. Вряд ли мое разваливающееся и угрожающее тело вызвало хоть какой-то трепет в несчастной медсестре. Но на секунду мне показалось, что она готова расколоться.
– Это мой бывший. Джастин, так его звали, погиб на дороге. Мусоровоз. Семь сломанных ребер, разорванные селезенка и правое легкое, внутреннее кровотечение, ушибы третьей и четвертой степени рук и ног, тяжелая черепно-мозговая травма.

Какая ирония. Умер в куче мусора. Немного поразмыслив, я решил не произносить это вслух. Мне потребуется еще кое-какая информация.
Соболезную, Рут.
– Он умер почти мгновенно.

Неплохо пораскинув мозгами, наверное.
Я все равно оказался прав. Одиночество, беспробудное самоуничижение. Не так уж и важно, бросил ли ее Джастин, или же его похоронил долбаный мусоровоз. Главное – результат. Ведь не причина определяет последствия.
Сейчас самое время сконцентрироваться на допросе. Рут заговорила. Но почему ее рот раскрылся столь внезапно? Я сомневаюсь, что таким эффектом обладают шуточные угрозы.
Как мне удалось выбраться из клиники?
– Тебе помогла я. И пара дежурных.

Но…зачем?
– Я думаю, тебе не место в психиатрической лечебнице. Есть множество людей, которых стоило бы закрыть в четырех стенах. И ты не очень-то походишь на безумного, не смотря на то, что произошло в "Онтарио".

Она сама об этом заговорила.
– Но я не расскажу тебе, что случилось в кафе, даже если ты вместо веревки возьмешь мои кишки. По крайней мере, сейчас.

Рут, не испытывай мое…
– Спокойной ночи. Тебе нужно отоспаться. Ляжешь на диване.

И просто ушла, оставив меня наедине с гневом и восхищением.
В голове заиграла пластинка с записью голоса Эллисон Чейс.
"Я знаю, что не все погибли".
"Мне известно, кто устроил ту бойню".
"Ты поступил неправильно".
А мир пошел ко дну. Надломленные беспутьем мужчины надрывают электронные голоса в надежде, что их кто-нибудь услышит. Уязвленные ожиданием солнца женщины поскальзываются на рвотных феминистских лужах, падая во все, что они съели еще вчера. Карикатурные детишки уставших родителей присматривают за этим миром, таращатся в узенький глазок веб-камеры бытия, тихо молясь за всех ментальных покойников планеты, тонущей в свете семи миллиардов потерявшихся "сверхновых".

Глава десятая
Драма достойная междометия

Как быть свободным, когда даже сердце в грудной клетке?
Патетика безысходности.
Три женщины и миллион вопросов. Почему Рут возится со мной? Что случилось с Эллисон Чейс? Где Каталина? Кто я?
Кто-то сказал, что ответы появляются тогда, когда перестаешь задавать вопросы. Наверное, в этом утверждении и припрятана большая волосатая суть истины – она не является ответом. И, скорее всего, ее вообще не существует. По крайней мере, я не хочу знать правду. Если мне не нужна истина, я предпочту не думать о ней вообще.
Чтобы не остаться в лузерах.
Как мой папа.
Как мисс Чейс, или субтильная, надломленная Рут, опечатавшая сердце в тот день, когда смертоносное авто превратило ее дружка в непрожаренную отбивную. Да, она искренне верит в то, что в ее чувствах было совершено преступление, бедолага могла подать в суд на случайность, карму, фатум.
Но это не имеет смысла. Как, собственно, и факт – эмоциональная составляющая человека никому не нужна. Так за что же вас ценят? Записывайте: за умение неплохо отсасывать, готовить фуа-гра, становиться донором почки, приносить деньги и веселить своим присутствием. Вы можете быть самым распрекрасным семьянином, но что вы там ощущаете – насрать. Всем глубоко насрать на ваши переживания и душевные терзания а-ля Курт Кобейн, потому смиритесь. И не нойте, когда в ответ на «у-меня-проблема» вы получите «я-так-устала».
Любой диалог превращается в зеркальные монологи. Разговор – возможность открыться другому человеку, в надежде получить лужицу сострадания, гран-при – понимание.
И вот ваше «мама отключила интернет из-за какой-то двойки по микробиологии, кот на днях упал с балкона, после чего обоссал кровью новое покрытие, а папа пьет третью неделю, не забывая о том, как это приятно – поколотить меня пустой стеклянной бутылкой» натыкается на «ммм, беда…я тут была на концерте Джастина».
Кто-то считает вашу драму достойной междометия, символизирующего современное понимание чужого горя, и оценки – беда. Абсолютное одиночество.
Рут всё утро разговаривает по телефону. Должно быть, это очередной виток в спирали не самых понятных для меня событий, которыми взорвалась повседневная служба праздности.
Спрашиваю, где ванная комната?
– Второй этаж, первая дверь справа.