Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That)

Все доводы родственников были исчерпаны, и, по требованию мужа, аппарат искусственного питания был отключен две недели назад. Бедная женщина протянула даже дольше, чем ожидали врачи.

– Закончены неоправданные расходы, – продолжала Кэрол, – теперь можно отправить медикаменты и ее постельное белье в Африку, как и хотели вы с Шепом.

– Откровенно сказать, я рад за нее. Наконец-то закончились мучения, – сказал Джексон.

– Но ведь ты сам говорил, что она ничего не чувствовала. Она вовсе и не жила, с твоей точки зрения. О каких страданиях тогда идет речь?

– Любимая, я не понимаю, почему эта история так тебя взволновала. Ты даже не была с ней знакома. Разве она приходилась тебе близкой подругой? О ее прошлом, о том, каким человеком она была, газеты писали лишь вкратце.

– Тем не менее она была живым человеком; и это самое главное! А ее убили. Это все равно что пустить ей пулю между глаз.

– Но ведь не я ее убил. Что ты на меня-то злишься?

– Ты ее убил. Твое мировоззрение ее убило. Эта женщина уже не красива, никому не нужна, давайте выдернем вилку из розетки! С кем еще ты бы предпочел поступить так же? Кто еще тебе неудобен или дорого обходится? Старики? Или дети с болезнью Дауна? Может, отправишь их в газовую камеру за то, что они не смогли пройти твой тест для «восьмого класса»? Ты ступил на скользкий путь!

– Оставь эти рассуждения про «скользкий путь», – повысил голос Джексон. – Мы все идем по «скользкому пути», нравится нам это или нет. Странно, что мы еще умудряемся держаться на ногах. Мы убиваем людей. Серийным убийцам делаем смертельные инъекции, косим огнем Талибан в Афганистане…

– Можно подумать, я в силах это прекратить, – сказала Кэрол и осторожно покосилась на Флику. Сейчас уже было поздно выдворять ее из кухни и объяснять, что в свои шестнадцать она не имеет права принимать участие в обсуждении злободневных тем вместе с родителями.

– А я рада, что она умерла, – сказала Флика.

– Флика, не смей такое говорить. Никогда. Ни о ком. Это отвратительно.

– Что в этом отвратительного? Мозг Терри Шиаво давно умер, от нее никому никакой пользы. Она была жирная, не могла ходить, только ворочалась в постели.

– Значит, теперь надо уничтожить всех полных людей?

– Я уверена, если бы эта женщина знала, во что превратится, она сама бы выдернула вилку.

– Не нам судить, что хорошо, что плохо, – сказала Кэрол, – и что люди думают, когда уже не могут говорить. Человеческая жизнь – это святое, какой бы она ни была.

– Ничего в этом нет святого, – жестко парировала Флика. – Очень часто она убогая. Вся шумиха вокруг Терри Шиаво не заслуживает большего внимания, чем крики: «Ой, я наступила на жука».

Флика определенно хотела завести мать еще больше, чтобы та не сдержалась и перешла все грани; это был негласный сговор между Фликой и отцом, оба умирали от желания увидеть Кэрол вышедшей из себя. Кэрол никогда бы не позволила себе такое поведение, чтобы не «расстроить» дочь. Хотя все замечания родителей, кажется, только и нужны для того, чтобы расстроить ребенка. Если этого не добились, значит, цель не достигнута. Но как могла Кэрол быть строгой матерью, когда она больше всего боялась, что установка строгих границ и правил может вызвать у больного СВД анафилактический шок.

– А ты? – холодно спросила Кэрол. – Ты бы хотела, чтобы кто-то раздавил тебя, как жука?

Флика знала, что этого лучше не говорить, однако сняла очки и потерла глаза.

– Иногда я ощущаю себя жуком. Не понимаю, почему жизнь считается чем-то прекрасным. Мне она кажется гадкой и отвратительной. Честно говоря, я с трудом ее терплю. Терри Шиаво повезло.

Если бы у Флики не было СВД, Кэрол наверняка дала бы ей пощечину. Но Флика была больным ребенком.

– Жизнь прекрасна по сравнению с альтернативным состоянием, – предположил Джексон.

– Откуда ты знаешь? – спросила Флика. – По мне, так «альтернативное состояние» звучит лучше.

– Милая, ты устала, – сказала Кэрол. – Пойдем спать.

– Да, я устала, – фыркнула дочь в ответ. – От всего. От этих нежностей. Капель в холодильнике, оттого, что не могу нормально гулять по школьным коридорам…

– Нам пришлось вести долгие переговоры с министерством… – начала Кэрол.

– Я знаю, это «невероятная удача», что они согласились за нее платить, но каково мне с ней? Лаура – полная дура и ходит за мной по пятам. Не дает вздохнуть. Она все время боится, что я споткнусь или начну задыхаться, а ее выставят виноватой. Всегда называет меня «дорогуша» или «тыковка», а меня это раздражает. Мне надоело спать с оксиметром на пальце. Постоянно слушать идиотское пищание. Его сигнализация орет на весь дом и всех будит. А в большинстве случаев со мной все в порядке, просто прибор сошел с ума. Сколько можно спать с кислородной маской на лице. Я даже не могу перевернуться на живот, потому что оттуда торчит трубка. Приходится всегда заводить будильник на час ночи и на четыре утра…