Глинис была великолепна. Она ни разу не запнулась и не позволила заставить себя ошибиться, с высоко поднятой головой встречая каждый новый вопрос. По совету Мистика она воздержалась от косметики, и укор на ее лице с впалыми щеками, серовато-синими губами, без единой волосинки в тех местах, где на лбу проходила линия тюрбана, был лучшим свидетельством для обвинительного акта, чем сказанное ею. Только когда процедура была завершена, юристы обвиняемой стороны смогли убедиться, как слаба Глинис, она позволила себе опуститься на блестящую поверхность полированного стола, растечься, словно лужица пролитого чая. Она была настолько изможденной, что шла к машине, почти повиснув на Шепе.
– Ты была неподражаема, – прошептал он.
– Я сделала это для тебя, – бросила она в ответ. – Знаешь, мне понравилось лгать.
Когда они добрались до дома, ее способность держаться с достоинством была исчерпана, но она собралась с последними силами и отказалась, чтобы он отнес ее наверх на руках. Вместо этого она поползла по лестнице, цепляясь за перила. Преодоление пятнадцати ступеней заняло полчаса.
Шеп неоднократно оставлял сообщения на мобильном телефоне Кэрол в перерывах во время дачи свидетельских показаний; она не ответила ни на один его звонок. Когда Глинис добралась до второго этажа и заснула, он вновь попробовал дозвониться, и, наконец, Кэрол ответила. Предыдущим вечером, когда сообщила ему новость, Кэрол была в истерике, сейчас же она была в ступоре. К счастью, подобное ее состояние позволяло беспрепятственно обмениваться информацией. Она находилась на кухне с Фликой.
– Я никогда его за это не прощу, – глухо сказала Кэрол. – Повел себя как обиженный ребенок. Неудивительно, что у девочки немедленно начался приступ. Она не способна справиться с таким потрясением, – продолжала Кэрол. – Она не умеет выдерживать стресс. В школе у нее ничего не получается, она буквально разваливается на части. Можешь себе представить… С Фликой вчера творилось что-то страшное: давление, рвота – со мной тоже чуть не случился припадок, – но это стало в определенной степени облегчением. Я сосредоточилась на дочери, помочь которой стало важнее, чем пережить поступок Джексона. Возможно, я всегда ее для этого использовала… Вначале для сплочения семьи, совместных планов, потом для того, чтобы отвлечься… Мы сосредоточивались на проблемах Флики, чтобы избежать общения друг с другом.
Поспешно доставив Флику в «Нью-Йорк методист», Кэрол позвонила Хитер, которая еще была в школе. Она настояла, чтобы младшая дочь приехала прямо в больницу, где они все втроем провели ночь. Флике стало лучше, и сегодня вечером ее должны выписать. Кэрол планировала остановиться с девочками у соседей. Тем временем, по рассказам тех же соседей, приехала полиция и медики. Совсем неудивительно, что Кэрол отказывается при любых обстоятельствах заходить в дом. Шеп обещал при первой возможности подъехать туда и передать им одежду, лекарства для Флики, может, компьютер Кэрол. Из всех оказанных им за долгие годы услуг близким друзьям эта, пожалуй, была самой щедрой.
Кэрол охарактеризовала соседей как людей великодушных, но она никогда не была с ними близка – их отношения ограничивались обменом друг с другом пирогами по праздникам и просьбами переставить машину – Шеп стал умолять ее вместо того, чтобы беспокоить соседей, привезти оставшуюся часть их семьи в Элмсфорд. Комната Амелии была свободна, а в гостиной можно устроиться на диване. Он также признался, что до сих пор ничего не рассказал Глинис. Но добавил, что он что-нибудь придумает, хотя и не очень в это верил.
– Ты справишься, – сказала Кэрол, если бы голос можно было описать с помощью цветов, он бы назвал его «пепельным». – Просто все ей расскажешь. Быть больной не значит быть глупой или несмышленой, как маленький ребенок. Спроси Флику. Джексон тоже был для Глинис другом, и она имеет право знать. Если я смогла сказать дочери… – она сделала паузу, – ты сможешь рассказать жене.
– Думаю, – произнес он, – это сделает событие… совершенно реальным.
– Оно и было реальным, – нервно сказала Кэрол, – совершенно реальным.
– Мы с Джексоном вчера долго гуляли. Я просто обязан был что-то заметить. Но я был слишком погружен в собственные проблемы. Единственное, что я отметил тогда, – он казался на удивление умиротворенным. Философствовал. Честно говоря, в тот момент, впервые за все время, что его знаю, он производил впечатление человека, которого все достало. Может, если бы я присмотрелся внимательнее, то понял бы намек.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу