Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That)

– Этого не произойдет, – сказала Флика, обернувшись уже стоя в дверях. – Пиявки будут существовать всегда.

Она говорила о пиявках, остановившись на пороге, но Глинис вспомнила, что, когда она только переехала в Нью-Йорк и жила в маленькой квартирке еще до знакомства с Шепардом, у нее появились тараканы. Конечно, это было неприятно, но вместо того, чтобы постараться их вывести, начинать всю эту возню с борной кислотой и прочей дезинфекцией, она постаралась их просто игнорировать. Буфет стоял не вплотную к стене, образуя щель, где она хранила бумажные пакеты из супермаркета, которые стали однажды подозрительно шуршать. Она поняла, что там у тараканов гнездо, но ничего не предпринимала, и теперь приготовление завтрака сопровождалось тихим шелестом. Она передвигалась по кухне от плиты к холодильнику высоко подняв голову, стараясь не поворачиваться в ту сторону, откуда доносился шорох. Тараканов стало так много, что их гнездо превратилось в огромное темное пятно на стене, но она никогда его не разглядывала, представляя, что это всего лишь тень.

Осознание этого было самым ярким с тех пор, как она услышала от врача свой диагноз. Происходящее – всего лишь темное пятно, тень, которую она упорно старается не замечать, не позволяет себе мысленно обращаться в ту сторону; не смотрит туда, где кипит жизнь, считая это не действием, а лишь игрой света. Она предпочитает не обращать внимания на то, что пятно увеличивается в размерах, и чем больше оно становится, тем упорнее она его игнорирует. Но по ночам оттуда доносятся едва уловимые звуки, словно кто-то перебирает лапками по шуршащей коричневой бумаге.

Определенные обстоятельства способны убедить человека, что секс – не главное в жизни. Со временем некоторые ощущения делаются острее, тогда тактильные ощущения, стоящие титанических усилий и берущие за живое, становятся своего рода компенсацией. Отсутствие физических наслаждений позволяет сильнее прочувствовать все прочие прелести жизни, льющиеся словно из рога изобилия в фантасмагорических снах.

Мысленно застряв на этом выражении прелести жизни в фантасмагорических снах, Джексон уже больше ни о чем другом не мог думать. Какие такие прелести жизни? Работу он ненавидел. Так называемый «лучший друг» стал тем единственным человеком, которого он больше других предпочитал избегать. Старшая дочь передвигалась все с большим трудом, так что скоро придется покупать ей инвалидное кресло. Младшую невозможно было отвлечь от мыслей о полноте и оторвать от вредной калорийной пищи, к тому же на ее округлившемся лице застыло выражение оскорбленной невинности за то, что ее много лет надували с кортомалофрином, а слово «плацебо» она начисто отказывалась понимать. И жена… Она всегда рядом, но недосягаемая, словно живет в параллельном мире; у него появилось ощущение, что все его крики, махи руками, прыжки вверх и вниз с целью привлечь к себе внимание совершенно бесполезны, поскольку их никто не замечает, словно он умер. Он будто уже не жил с женой, а регулярно ее навещал. Казалось, она лишь изредка замечает, что бутерброд был съеден, а в корзине для белья появилась еще одна пара носков, и принимает это за вторжение в жизнь потусторонних сил.

Более того, каждый рекламный плакат краски для волос в метро или ролик по телевизору, эротический фильм в ночной программе или соленые шуточки на работе – все лишь подтверждало тот факт, что секс – вещь чрезвычайно значимая. С такой перспективой на будущее, внезапно ставшей черно-белой, Джексон осознал, что не понимал всей важности секса до тех пор, пока не потерял возможность его иметь. Он был изгоем, лишенным не только самого процесса, но и всего, что с этим связано в гораздо более общем смысле слова: нежных прикосновений, интимного перешептывания и многозначительных взглядов, улыбок и кокетливого желания поправить его каштановые кудри, когда пальчики, словно невзначай, касаются лба, а он потом весь день напряженно вспоминает этот момент. Больше всего он скучал именно по этим намекам и жестам, ему не хватало той энергии, которой они заряжали, секс – это не цель, это топливо для ее достижения. Джексон не ощущал вкус еды и стал есть больше. Выпивка больше не вызывала эйфории восторга, а, напротив, делала его желчным; все же, не теряя надежды, что еще одна бутылка пива вернет ему ощущение радости былых лет, он пил все больше. Странно, но, когда он полез в холодильник за очередной бутылкой, Кэрол бросила на него пронзительный взгляд, заметив который он подумал, что его несуеверная жена начала верить в привидения. Но не только его жизнь наполнилась муками голода, существование Кэрол тоже стало блеклым, бесцветным, пустым, она была жертвой собственной ошибочной комбинации, построенной на нежелании прощать.