Юнас Бенгтсон - Субмарина

Телефонный звонок — и я паникую. Албанец говорит, что подъедет через несколько минут, спрашивает, готова ли капуста. Он имеет в виду деньги. Говорит, чтобы я вышел на улицу. Положив трубку, я снова все обдумываю. Что не забыть? Ключи, сумку. Что еще? Куртку. Не надо им видеть, какой я худой, что я сам торчок. Не надо им видеть следы на руках. Вроде все. Беру сумку и выхожу.

Я жду на углу. Просто ужасно, такие деньги, я боюсь, что любой проходящий мимо пьянчуга, любой безработный неудачник заметит эту кучу денег, больше, чем они за всю свою жизнь видели. Да они меня на куски порвут, если догадаются. Смотрю на сумку, проверяю, застегнута ли молния, представляю, как неожиданный порыв ветра взметнет в воздух тысячекроновую купюру. И еще одну, и они полетят по улице, как осенние листья. Перед глазами встает картина: наркоманы, алкоголики, безработные неудачники гонят меня по улице, а следом ветер взметает купюры.

Молния застегнута. Не буду больше проверять. Курю. Медленно. Машина албанца плавно подъезжает и останавливается рядом со мной. Спокойно, без лишнего шума, ни тебе рычания мотора, ни визга тормозов, просто подъехал, самым будничным образом. Сажусь в машину, сумку ставлю на колени. Он, похоже, спокоен. Совершенно спокоен, радио покрутил, в зеркало посмотрел и поехал. Не забудь пристегнуться, говорит.

В прошлый раз я сидел в его машине жалким наркоманом, клянчащим дозу, готовым лизать его ботинки. Сегодня я человек с деньгами. Герой дня. Если бы не нервы, если бы костяшки пальцев не побелели, если бы на сумке из синего нейлона не оставались следы от потных рук, эта мысль могла бы меня осчастливить. Но меня мутит от нервов, не помогла цигарка.

Албанец крутит радио. Проскакивает пару попсовых песен, ненадолго останавливается на передаче о художнике, рисующем порно с пиратами. Албанец крутит дальше и останавливается на песне Элвиса «Wooden Heart». Говорит:

— А ты знаешь, что он ходил с пистолетом? При нем всегда был пистолет.

— Элвис?

— Да, я по телевизору видел. Никсон… ну, знаешь, президент Никсон?

— Да.

— Он ему разрешил. Его назначили вице-шерифом или кем-то в этом роде. Значок дали, все дела. И разрешили носить оружие, он мог иметь при себе пистолет, носить с собой и в самолете, и на сцене. Ходил с заряженным пистолетом за поясом. Ты только представь, а если бы он застрелил кого-нибудь, какого-нибудь слишком близко подошедшего фаната…

Албанец, кажется, спокоен. Очень спокоен, даже чересчур. Наверное, хочет, чтобы я расслабился, только я от этого еще больше нервничаю.

Он паркует машину в районе вилл, в Рёдовре. Похоже, ему известно, куда идти, и все же я подмечаю, что он посматривает на таблички с номерами домов, когда мы выходим на оживленную улицу.

— Они хорваты, эти ребята. Не сербы, не албанцы. Но это не важно, все равно тебе много говорить не надо. Держи рот на замке. Сомневаешься в чем — смотри на меня.

— А если они меня о чем-нибудь спросят?

— А о чем они тебя могут спросить?

— Откуда у меня деньги?

— Не спросят. С какой стати ты должен им исповедоваться?

Албанец останавливается у маленькой парикмахерской, зажатой между двумя подъездами. Вывеска на двери позолоченная, с большими буквами, потрепанная дождями и ветрами. «Салон Заза». Сегодня у них выходной. Свет внутри не горит.

Ключами от машины албанец стучит в стеклянную дверь. От одного из кресел отделяется силуэт. Из-за солнца, отражающегося от оконных стекол, и темноты внутри салона не видно, кто это, если только не прижать лицо к стеклу. Он медленно подходит, отпирает замок, открывает нам дверь. Волосы черные, короткие, «вратарская» футболка. Приобнимает албанца, что больше похоже на формальное приветствие, чем на выражение подлинной радости. Запирает за нами.

Албанец оглядывается по сторонам:

— А где Горан?

— Ну, ты ведь знаешь, он любит, чтобы его подождали…

— Но он придет.

— Да-да. Он попросил вас впустить.

— И что, долго нам тут торчать?

— Он придет, скоро кофе будет готов.

Парень в футболке подходит к белой кофеварке, стоящей на низком шкафчике. В фильтр как раз брызжут остатки горячей воды. Он наклоняется, открывает дверцу шкафа, копается там и наконец находит то, что искал: пачку белых пластиковых стаканчиков. Смотрит на меня:

— Кофе?

— Да, пожалуйста.

Пока что исповедоваться не пришлось.

Мы с албанцем садимся на диван напротив парикмахерских кресел, на столике перед нами лежат женские журналы.