Александр Мирер: Субмарина «Голубой Кит»

После уроков к Кате подошла Тося Матвеева и загнала ее в угол между бюстом Ушинского и глянцевитым фикусом. Тося была решительная, рыжая и легко краснела. Когда она краснела у доски, физичка Дора Абрамовна говорила: «Пожар!..»

Загнав Катю в угол, Тося покраснела и выпалила:

— Гайдученко, ты получила пятерку!

Возражать было трудно. Катя действительно получила пятерку у новой физички Доры Абрамовны, не считая пятерки по химии, и все это за один день.

Возражать было очень трудно. Прежний учитель физики уехал, и целых четыре недели физики не было совсем. На пятой неделе, когда седьмой "Б" опять приготовился со вкусом провести пустой урок, пришел завуч. Класс встал в печальной тишине. Завуч привел с собой Дору Абрамовну, и приятная жизнь кончилась навсегда. Кругленькая седоватая учительница неторопливо и вежливо проводила завуча до двери, сказала:

— Прекрасно! — и неторопливо уселась за свой стол.

Она говорила тихо. Так тихо, что никто не решался разговаривать — даже шепотом. Она смотрела на каждого такими спокойными глазами, что многие поняли сразу: с ней шутки будут плохи. А кто не понял сразу, тот понял через пятнадцать минут.

Сначала Дора Абрамовна сделала перекличку. Закрыла журнал, а сверху положила очки. Без очков ее глаза стали меньше, но остались пристальными и такими, будто она видит, что у каждого за спиной.

— Березовский, что было задано на прошлом уроке?

Березовский встал с ужасным грохотом, а Тося Матвеева пискнула синичьим голосом, потому что новая учительница вызывала Березовского, глядя прямо на Березовского, а не на Баландину или на кого-нибудь еще на букву "б" или другую букву алфавита!

Конечно, Березовский не помнил, что было задано на прошлом уроке — пять недель назад то есть. И Дора Абрамовна посадила его и сказала очень тихо:

— Прекрасно… — а потом:

— Тогда вы, Матвеева.

Тося даже не покраснела, так она была изумлена странным поведением новой учительницы. Вы только подумайте, последний урок был, когда еще о ледоходе не думал никто, а сейчас все без пальто бегают! И надо помнить, что было задано на то-о-ом уроке!

— Садитесь, Матвеева… — сказала Дора Абрамовна. — Может быть, Садов помнит?

Так она спросила человек десять, и все не открывая журнала, и никто не помнил, естественно, что было задано на том уроке. Зато все запомнили, что Дора уже знает их всех в лицо и по фамилии. Но саму Дору Абрамовну ничто не могло пронять. Даже общее восхищение ее памятью. Она подняла очки с журнала и вызвала по алфавиту всех. От Аленького до Яковлевой. Тихим голосом.

И всем поставила два. Кроме Кати Гайдученко.

Поначалу никто не испугался. Все думали, что новая учительница только делает вид, что ставит в журнал двойки. Но после повторения пройденного, перед самым звонком, Дора Абрамовна предупредила, обводя класс выпуклыми глазами:

— Предупреждаю… Тем, кто получил двойку, не приходится рассчитывать на хорошую оценку за четверть. Тройка, не более.

Получалось так, что весь седьмой "Б" получит за четверть тройку по физике! Правда, кроме Гайдученко.

Затиснутая в угол, между Ушинским и фикусом, Катя в тысячный раз вспомнила этот несчастный день, когда она совершила две ошибки. Первая — сдуру призналась, что помнит заданное бывшим физиком Иван Иванычем, уехавшим в Новосибирск. Вторая — что она обещала перед всем классом получить двойку по физике и сравняться со всеми: чтоб у всех было по двойке. И тогда Доре придется эти двойки аннулировать. Так выразился Толя Шведов, классный умник и стратег.

Витька Аленький утверждал, что Катя влюблена в Тольку.

Не правда!

Но болтовня Аленького не имела отношения к Катиным мукам. Дора появилась месяц назад. Прошло с тех пор целых восемь уроков физики и еще три дополнительных. Она получила еще две пятерки, а двойки получить не удалось ни одной.

— Ну, Гайдученко? — спросила Тося голосом завуча Шахназарова. — Ну, Гайдученко, что будем делать? Гай-ду-чен-ко!

Катя невольно засмеялась. Тося стала красной, как снегирь.

— Так я и знала, что ты забоишься, Катька!

— Не правда! — сказала Катя.

Обычно этого хватало. Если Катя говорила свое «не правда», никто обычно возразить не смел, чтобы не схлопотать леща или тычка. Но чаша терпения класса переполнилась, как сказал тот же Шведов. А Тося Матвеева всегда первой показывала, в каком состоянии находится эта самая чаша. Тося не отступила ни на шаг и только пожала плечами.