Феликс Аксельруд - Испанский сон

И этикет. Без этикета никак нельзя. Как жаль, что я не дворянка, думала она, приближаясь к месту, отведенному для нее, и ласково улыбаясь в ответ на сыпавшиеся с разных сторон комплименты. Что за авторитет будет у меня при дворе? Однако здесь всего сто человек; а дворян из них менее половины. Почему бы его величеству не удостоить звания всех своих друзей… разумеется ограничившись сегодняшним, первейшим кругом… Во всяком случае, за свою особую заслугу перед ним я-то могла бы рассчитывать… Надо бы разузнать — не предлагал ли король Жанне д’Арк дворянства? Легко было Хуану Карлосу! Наследственный двор… наследственная герольдия…

В трапезной появился его высочество, сопровождаемый князем и членами Совета. Все встали. Мысли Марины немедленно улетучились; она вышла из-за стола, кругом обошла свой стул и низко присела перед шествующими мимо. И увидела краем глаза, что, глядя на нее, именно так поступили многие — поклоны их, разумеется, были мужскими, но они тоже, как и она, обошли свои стулья; те же, кто так и не вышел из-за стола, имели смущенный вид и старались всячески показать, будто что-то им помешало выйти. Может, я не права насчет солдафонских манер, подумала Марина. В следующий раз они выйдут все. Боже, ужаснулась она, я же сама ничего не знаю. Вилки не путать научилась месяц назад. А как Елизавета меняла церемонии? А Петр? А царица Екатерина?

Прорвемся, подумала она, вновь усаживаясь.

Милый, я не о сексе. Это очень коротко и очень важно. Сегодня на работе я услышала кое-что. Я не хочу писать, что и как услышала; говорили посторонние люди. Когда я была девчонкой, все вокруг умели читать между строк. Ты наверняка не утратил это искусство.

Может что-то произойти. Я боюсь за тебя. Я-то выкручусь, я умею, а ты — нет. Ты недотепа. Я люблю тебя. Я прошу тебя немедленно уничтожить всю нашу переписку и какое-то время мне не писать. Я сама тебе напишу, когда/если пойму, что это просто разговоры каких-то маразматиков.

Надеюсь, ты понял меня.

— Что скажешь? — спросил Вальд.

— Пока не очень много, — сказал Филипп.

— Но хоть что-нибудь скажешь?

— Что-нибудь — да.

Они сидели в салончике своего старого офиса за совершенно пустым столом. Они выбрали это место одновременно и не сговариваясь, будто оно было овеяно если не большими решениями, то хотя бы каким-то реалистическим духом.

— Я представил себе, — сказал Филипп, — что с нами все время играют два следователя; один, как положено, хороший, другой плохой. Хороший следователь иногда меняется. В прошлый раз это был Эскуратов, сейчас — Виктор Петрович.

— А плохой? — спросил Вальд.

— Плохой… Знаешь, я все думаю о том кожаном, из «Славянской».

Вальд хмыкнул.

— Да он же… гиена какая-то, едва не шестерка.

— Гиена? — усмехнулся Филипп. — Есть еще одна тварь из той же серии: стервятник. Немножко по-другому звучит, а?

— Почему ты вспомнил о нем?

— Потому что он единственный тогда спасся.

Вальд задумался.

— Да. Думаешь, он заранее знал?

— Если знал, то это было подстроено мастерски.

— Но тогда он вовсе не та фигура, за которую себя выдает.

— По крайней мере, не с теми фигурами заодно. И обрати внимание: хороший следователь — это просто роль. Истина-то всегда за плохим… Тебе не кажется, что надо бы нам поискать кожаного?

— Опять ты за свое, — поморщился Вальд. — Это не наши игрушки, ты можешь когда-нибудь понять?

— Нас втягивают, — сказал Филипп. — Нам придется играть в эти игрушки… иначе мы точно проиграем; так хоть какой-то шанс.

— Что значит — втягивают? Это была твоя идея позвать Виктора.

— Вот этого не надо; решали вместе. Если б ты отказался наотрез…

— Он сказал, мы можем не играть.

— Кожаный нам тоже наобещал в «Славянской».

— Ну хорошо, — сказал Вальд. — Как будешь искать кожаного?

— Для начала, последил бы за Эскуратовой.

— Ты фантаст.

Филипп пожал плечами.

— О’кей, — сказал Вальд. — Тебе сообщают, что Эскуратова встретилась с кожаным на углу. Твои действия?

— Тоже встретиться с ним. Сказать: извините, можно вас на минутку?

— Очень хорошо, — сказал Вальд. — Продолжай.

— Дальше спросить: парень, кто за тобой?

— Если он так велик, то ты до дому не доедешь.

— Но у меня больше нет мыслей, — развел руками Филипп. — Теперь твоя очередь.

— Одну вижу ценность в том, что ты сказал, — заметил Вальд, — это насчет плохого следователя. Оно, конечно, и так яснее ясного… но мне нравится ход твоей мысли! По-моему, ты созрел.