Феликс Аксельруд - Испанский сон

Конечно, думала она, как единственной даме из всего почтенного общества, уж могли бы в порядке исключения предложить ей местечко в середине. Небось испанцы, знающие в таких делах толк, не допустили бы столь явного промаха; но что с наших взять! Ладно, подумала она, незаметно вздохнув; покамест потерпим засилье военных; но уж как его высочество (забегая вперед, она уже в мыслях называла его так) сделается величеством, тогда и посмотрим, кто будет сидеть на краю, а кто в середине.

Меж тем прозвенел второй звонок, и сразу же — третий; однако свет не погас, а наоборот, воспылал еще ярче. На возвышение взошли люди, не имевшие рангов, во главе с князем Георгием. Все встали.

— Здравствуйте, господа, — сказал его сиятельство.

Стоящие склонили головы и вновь их подняли. Медленно, торжественно прозвучало «Боже, царя храни».

— Прошу сесть, — сказал его сиятельство по завершении гимна. Офицеры опустились с негромкими звуками. По залу пробежал и исчез последний шорох; наступила звенящая тишина.

— Сегодня, господа, мы собрались по важнейшему случаю, — сказал князь; — разумеется, все вы уже знаете, по какому, отчего я обойдусь без длинных речей. Как вам известно, собранию предшествовал весьма оживленный диспут по поводу церемониала. Голос был дан всем, кто по своему рангу и характеру деятельности мог иметь к этому отношение, после чего оказалось, что две основные позиции преобладают. Одни из вас полагали, что, поскольку именно этот момент знаменует начало новой династии, ритуал должен быть тем или иным способом разработан в мельчайших деталях и столь же тщательно соблюден. Другие, веря в неповторимость момента и отталкиваясь от практических соображений (например, о сегодняшней невозможности привлекать к делу церковных чинов), предлагали провести действо обычным светским порядком. Совет оказался в некотором затруднении.

Князь помолчал.

— Обе позиции уважаемы; обе позиции одновременно и обоснованны и ущербны… иначе, как вы понимаете, и быть не могло. Я говорю эти известные вещи затем, чтобы сторона, высказавшая первое из упомянутых мнений, ни в коей мере не чувствовала себя ущемленной — ведь, как вы знаете, в проведенном нами тайном голосовании перевес был всего в несколько голосов. В комиссии прозвучала мысль каким-либо образом найти середину; после особой дискуссии мы с сожалением отказались от нее, поскольку то, что родилось бы в результате такой попытки, одним показалось бы профанацией, а другим — излишеством; бесспорно, это был бы наихудший вариант. Наконец, я хотел бы привлечь внимание всех присутствующих, независимо от их предпочтений, к той идее, столь важной, сколь и простой, что содержание сегодняшнего мероприятия, его великий смысл — в сотни, в тысячи раз важнее его формы, какой бы простой или сложной она ни была.

Дружные аплодисменты прервали речь князя.

— Спасибо, — сказал он растроганно, — в этих аплодисментах я вижу единство Ордена — залог успеха нашего предприятия. Однако — к делу, господа! Пригласите его .

Свет чуть пригас, и в зал вошел мальчик. Он прошел через ту же дверь, что и все, и был облачен в такую же, как у всех, голубую мантию — разумеется, соответствующего размера. Он был один. Он прошел за внешним рядом подковы, ни проявляя ни малейшего смущения, словно всегда только этим и занимался; он обогнул ряды, воздушно коснувшись Марины краем своей мантии, прошел к центру зала, встал в круг, сделал медленный оборот направо, показывая себя всем присутствующим и сам глядя на них, и наконец, неподвижно застыл лицом к возвышению.

— Отрок, дитя мое, — растроганно сказал князь. — Дух Живой, единственно сущий, сподобил нас отыскать тебя. Ты теперь знаешь, кто ты; истина эта выше любого учреждения, и не нам, слугам твоим, тебя провозглашать. Прими это собрание просто как доброе знакомство. Мы — те, кто готов положить свою жизнь на алтарь отечества и монархии — хотим лицезреть тебя и знать, что ты с нами; мы также хотим, чтобы ты знал людей, имеющих счастливейшую привилегию участвовать в возведении тебя на трон. Итак, назовись.

— Я Игорь, — сказал мальчик. — Я будущий царь.

Свет в зале вспыхнул с новой силой. Слезы хлынули из глаз Марины; на сей раз она не старалась их сдержать. Вид царевича в ее глазах расплылся; она отвернула голову в сторону, чтобы он, не дай Бог, не заметил ее слез, и увидела, что не она одна такая — многие вокруг нее плакали, не стыдясь. Вдруг спонтанное, громкое движение пронеслось по залу; все, кто сидел, в едином порыве опустились со своих стульев на колени и продолжали с восторгом и слезами смотреть на своего повелителя. Это не было предусмотрено никаким ритуалом; глянув в сторону возвышения, Марина увидела, что и те, начиная с князя, тоже опустились за своим столом.