Феликс Аксельруд - Испанский сон

Вот и все, дорогая. По всему по этому я и не думаю, что нам что-либо может грозить. Что бы вокруг ни происходило, вплоть до самого на первый взгляд страшного. Да и не глупо ли так уж верить первому взгляду?

Марина исцелилась от подступившей было к ней хандры; она наконец поймала конец прежде все ускользавшей ниточки. Она снова ощутила себя в работе, и ощущение это было прекрасным.

Внешне все эти несколько недель ее активность выглядела почти так же, как и за месяц, за два до этого; неизменный Вовочка вез ее на очередные встречи — однако же теперь, бывало, и одну; все чаще Ане нужно было одновременно в другие места, и не связанными с хозяйством делами уже начинала быть озадаченной даже Вероника. Контингент, окружавший Марину с начала ее деятельности, внешне оставался все тем же — не слишком скандальный бомонд — но возрастной состав этого контингента понемногу менялся в сторону более почтенную; а самое главное — менялся его половой состав.

Если бы кто-нибудь так же хорошо знал историю ее жизни, как могла знать ее только она сама, но почему-то, подобно Ане, покинувшей ласковую страну, оказался оторван от изменяющейся информации, он решил бы, что Марина, верно, надумала внять одному из последних советов Григория Семеновича, полузабытого бывшего Господина, а еще раньше заведующего отделением китежской психбольницы номер два. Совет этот, данный, может быть, в шутку, заключался в том, чтобы Марина поискала себе Господина среди старичков. Разумеется, этот гипотетический наблюдатель ошибся бы — сходство ее нынешних действий с поиском Господина было таким же чисто внешним, как и сходство с начальным порханием по светским кругам; однако сходство это все-таки было поразительным.

Потому что количество отставных военных, чиновников на заслуженной пенсии, ретировавшихся предпринимателей, очеркистов, адвокатов и иных аналогичных персон уважаемого и даже преклонного возраста вокруг нее все более увеличивалось; притом темп этого изменения возрастал. Кому не охота в свои семьдесят пять похвастаться нежданной блестящей победой? Разумеется, это были серьезные люди; если бы кому-нибудь из них предложили пооткровенничать на телевидении, подателя такого предложения ждала бы незавидная участь; они делились информацией только в своих узких и — увы! — все более сужающихся кругах.

Впрочем, других — не серьезных — Марине и не было нужно. Ей нужны были только те, кто многое знал. Те, что настолько уважали себя, что даже не применяли виагры, попросту брезговали чудом тысячелетия, считая его орудием недостойным своих седин и побеждая не контрабандным змеем, но исключительно силой своего духа. И — важные, непреклонные, неприступные для других — один за другим сдавались ей, открывали тайны, о которых, быть может, не слышал никто… и даже подписки, данные ими много, много лет назад, меркли и исчезали в лучах ослепительной прелести молодой дамы. Да и чему во вред она могла использовать эти замшелые сведения (так успокаивали себя они) — она, иностранка, исследовательница новейшей истории (каковой прослыла она среди них), очарованная их незабвенным Jefe?

Конечно же, ей, столь многоопытной, было несложно найти дорогу к сердцу любого из этих людей. Что было сложнее, так это проверить, не прячутся ли в зоне прямой видимости бессовестные папарацци; и не раз и не два Вовочке приходилось выковыривать их из кустарника, стряхивать с пальм, а один раз даже снимать с балдахина; мерзавец вел себя совершенно неслышно, даже фотоаппарат его не издавал ни малейшего самого слабенького щелчка… и Марина вычислила его только по запаху — запаху змея, в то время как Царь, которого она ублажала под балдахином, был по-прежнему спокоен и величав.

Да, дела начинали идти на лад… И, будто в награду — Господин. Он приехал всего лишь позавчера… да так неожиданно! Она взволновалась; когда-то так же ее взволновал Корней, явившийся в общежитие, когда она работала, только тогда волнение ее было болезненным и неприятным, а сейчас это было, разумеется, волнение приятное и пикантное. Чудно, чудно… этот славный, краткий пизод, эта близость не где-нибудь, а на крыше старинного замка… Было время, о таких вещах она не могла даже мечтать… Вот только это их с Госпожой путешествие! — как оно некстати, как невпопад…