Феликс Аксельруд - Испанский сон

Младший Адам страстью к романтике полностью пошел в деда; на первые же заработанные деньги он купил «Форд-Т», сел за его новенький руль и тотчас дунул в западном направлении. Достигнув Тейпаны, он нашел молодого касика — внука того, что сошел с ума — и гордо предъявил ему золотое кольцо. Касик внимательно осмотрел кольцо и посмотрел на Адама с уважением, но одновременно и с вопросом, как бы ожидая чего-то еще.

«Понимаю, — догадался Адам, — ты хочешь знать, чего я хочу. Так знай: я хочу, чтобы мы немедленно поехали на высокий утес и выкопали бочонок».

Касик молчал, и Адам забеспокоился.

«Может быть, — с тревогой спросил он, — бочонка уже нет? Вы отдали его кому-то другому?»

Касик отрицательно покачал головой.

«В чем же дело? Нужно что-то еще?»

Касик знаком показал, что Адам не ошибается.

«Что же именно?»

«Кольцо, — отвечал касик. — Серебряное».

«Как? Моя легенда гласит…»

«Врет», — сказал касик, и больше Адаму не удалось добиться от него ни единого слова.

Разочарованный, он вернулся в Вирджинию и, движимый фамильной страстью к приключениям, устроился репортером в агентство новостей. После битвы при Ричмонде новостей в Вирджинии поубавилось, и молодой репортер изнывал от окружавшей его рутины; и тут в Европе грянула первая мировая война. Конечно же, только там было место Адама. Узнав, что Красный Крест ищет водителей для фронтовых медицинских бригад, он немедленно записался (не забывайте, он был отличным водителем) и к началу июня 1918 года прибыл в Италию через Париж. Каждый день, рискуя собой, он выезжал на передовую. Ровно через месяц, в тот самый момент, когда он раздавал шоколад солдатам в траншеях, снаряд австрийской мортиры разорвался в двух шагах от него, убив одного из солдат и оторвав ноги у другого; несмотря на то, что две сотни осколков буквально изрешетили тело Адама, он героически принялся спасать раненых солдат. В тяжелом состоянии он загремел в госпиталь и, вероятно, умер бы, если бы не бурный роман с медсестрой, немецкой аристократкой по имени… э-э…

(Здесь Вальд выразительно посмотрел на Сида.)

— Опустим детали, — предложил Сид. — После войны Польша получила независимость; Адам ощутил в душе мощный зов предков и, написав в Ричмонд трогательное письмо, с радостью возвратился на историческую родину и обосновался в городе Львове. Вас, может быть, интересует судьба медсестры? Ага… Ну, как бы там ни было, во Львов Адам приехал один; правда, тут же женился (между прочим, на дочери депутата сейма). Родился сын Эдик… но здесь мы временно оставим линию П. и возвратимся к Кампоаморам, бывшей креольской семье, пропустив — подчеркиваю! — не менее пяти поколений.

Все они с наполеоновских времен так и жили в объединенном городе Йебенесе, держали харчевню и были примечательны только тем, что добросовестно передавали детям и внукам старое семейное предание и серебряное кольцо. Даже первая мировая война, столь радикально вмешавшаяся в судьбу Адама П., не оказала на Кампоаморов никакого влияния. Однако в очередном поколении этих, казалось бы, тихих мещан неожиданно проклюнулся ген первого Франсиско, конкистадора; в то время как младшие братья его послушно пошли под ружье к будущему генералиссимусу, этот Франсиско сбежал из Йебенеса и присоединился к республиканским войскам.

Где-то в Кастилии (я не могу указать точней, поскольку информация носила оперативный характер) судьба свела Франсиско Кампоамора с подразделениями международных бригад. Вначале он познакомился с совсем молоденьким мальчиком, поляком по имени… впрочем, в целях конспирации имена интернационалистов были вымышлены, и мальчишка запомнился Франсиско Кампоамору как товарищ Мигель. На самом же деле это был не кто иной, как Эдик П., сын Адама из Львова; сам Адам тоже, по семейной традиции, собирался было на войну, но подоспели выборы в сейм, и он, поколебавшись, предпочел нырнуть в бурные воды политической деятельности. В порядке ретроспективы скажу, что выбор его не имел никакого значения, так как через несколько лет оба они — и повзрослевший Эдик, и папа его Адам — оказались в одном и том же сибирском лагере, только один как иностранный шпион в рядах интернационалистов, а другой как националист на аннексированной территории Западной Украины. Вы следите за перипетиями?

(При этих словах полностью уже обалдевший Эбенизер только и нашелся что молча кивнуть.)

— Затем Франсиско свел дружбу с русской регулировщицей по имени Исабель, не такой молоденькой, как Мигель, да и не совсем регулировщицей, поскольку регулировать в диспозиции войск было особенно нечего; конечно, Франсиско догадался, что она попросту агент НКВД. Но уважение его к Исабель от этого только возросло; забыв обо всех на свете делах, кроме единственного, они не расставались в течение трех суток, пока не был дан приказ об отводе ее подразделения на восток.