Курбан Саид - Али и Нино

— Тебе следовало бы избить меня, Али хан, — ласково сказала она.

— Я не смог бы сделать этого, весь день я избивал себя и очень утомился.

Отложив бальзам, она взяла поданный слугой чай. Пила она торопливо, смущенно отвернувшись к окну. Потом вдруг внимательно взглянула мне прямо в глаза и проговорила:

— Все это не имеет значения, Али хан. Я все равно ненавижу тебя и буду ненавидеть, пока мы в Иране. С этим я ничего поделать не смогу.

Мы встали, вышли в сад, уселись у фонтана, мимо нас важно прошествовал павлин. Во двор мужской половины дворца с грохотом въехала карета отца. Вдруг Нино наклонила головку и застенчиво сказала:

— Однако я могла бы сыграть в нарды с человеком, которого ненавижу.

Я принес нарды, и мы, растерянные и смущенные, принялись за игру… Потом легли, свесившись над бассейном и глядя на свои отражения в воде. Нино опустила руку в прозрачную воду, и легкая рябь смыла наши отражения.

— Не переживай, Али хан. Я не ненавижу тебя. Я ненавижу эту чужую страну и чужих людей. Как только мы окажемся дома, все пройдет. Как только…

Она погрузила лицо в воду, несколько мгновений полежала так, потом подняла голову. Вода стекала по щекам и подбородку.

— У нас обязательно родится сын, но придется ждать еще семь месяцев.

Нино произнесла это твердо, и вид у нее при этом был очень гордый. Я вытер ей лицо и поцеловал в прохладные щеки. Нино засмеялась. Теперь наша судьба зависела от полков, которые по выжженным знойным солнцем Азербайджана степям шли к окруженному нефтяными вышками, захваченному врагом древнему Баку.

Вдалеке снова послышался звук трубы святого Гусейна. Я поспешно увел Нино в дом и закрыл окна. Потом принес граммофон, поставил пластинку, и оглушительный бас запел арию из «Фауста». Это была самая громкая пластинка в доме. Нино испуганно обняла меня, а бас Мефистофеля заглушал слабые звуки горна и долетавшие до нас из далекой древности крики:

— Шахсей!.. Вахсей!..

В первые дни иранской осени армия Энвера заняла Баку. Об этом говорили всюду — на базарах, в чайхане, в кабинетах министров. Последние русские защитники города, изодранные и голодные, появились в иранских и туркестанских портах. Они рассказывали о белом полумесяце, изгнавшем из древней крепости города красное знамя. Арслан ага заполонил тегеранские газеты статьями о легендарном взятии Баку турками. Мой дядя Асад-ас-Салтане, ненавидя турок и одновременно желая услужить англичанам, закрыл эти газеты. Отец был на приеме у премьер-министра, и тот после некоторых колебаний дал разрешение на восстановление судоходства между Баку и Ираном. Мы выехали в Энзели, и там пароход «Насреддин» принял на борт группу беженцев, желающих вернуться на освобожденную родину.

В бакинском порту стояли бравые солдаты в меховых шапках. Ильяс бек обнажил саблю, салютуя кораблю, турецкий майор произнес торжественную речь, стараясь слить мягкий турецкий говор с жестким азербайджанским.

Мы приехали в наш разоренный, разграбленный дом, и Нино целыми днями с удовольствием исполняла роль домохозяйки. Она яростно спорила со слесарями, ходила по мебельным магазинам и с серьезным видом измеряла нашу комнату. Ее тайные переговоры с архитектором завершились тем, что в один прекрасный день наш дом наполнился голосами рабочих, запахами краски, досок и штукатурки.

Нино же царствовала в этом переполохе и была счастлива осознанием своей ответственности.

Ей была предоставлена полная свобода в выборе мебели, обоев, в обстановке дома.

Вечерами она немного смущенно и в то же время, сияя от радости, докладывала:

— Али хан, не сердись на Нино. Вместо дивана я заказала кровать, настоящую кровать, обои будут светлыми, а на пол мы постелим ковры. Детская будет покрашена в белый цвет. Здесь все будет не так, как в иранском гареме.

Нино обнимала меня и ласкалась щекой. Явно она испытывала угрызения совести.

Устлать пол коврами и в то же время обедать по-европейски за столом казалось мне мало совместимым, однако я не спорил, предоставив Нино полную свободу действий. В моем распоряжении оставались только крыша и открывающийся оттуда вид на степь. Впрочем, в планы Нино входила и перестройка крыши.

Дом был полон известью, пылью, криками. А я сидел с отцом на крыше и, как Нино, виновато наклонив голову, пытался достать нос кончиком языка. Отец насмешливо улыбался.

— Ничего не поделаешь, Али хан. Домашние хлопоты — дело женское. Нино достойно вела себя в Иране, хоть это было и трудно. Теперь твой черед. Не забывай того, что я говорил тебе — Баку теперь принадлежит Европе. Причем, это навсегда! Прохладный полумрак закрытых комнат, яркие ковры на стенах это для Ирана.