Жак Стефен Алексис - Деревья-музыканты

Началось символическое погребение Тонтона Пьера, совершаемое согласно древнему обычаю Ремамбрансы. Буа-д’Орму предстояло освободить от телесной оболочки «владыку» покойника — лоаса Ти-Данги.

Процессия обошла Дом Мертвых. Двое мужчин вынесли в перистиль «погребальный котел», и Буа-д’'Орм направился к ограде святилища в сопровождении остальных верующих. Старик нес в своих иссохших руках большую белую скатерть. Чуть слышно шагая по гулкой земле, люди двигались вслед за главным жрецом, который шел, слегка покачиваясь. Дойдя до деревьев-жертвенников, он опустился на колени и расстелил на земле скатерть. Родственники покойного выстроились полукругом за оградой, Буа-д’Орм выпрямился; высоко подняв деку, он повернулся на все четыре стороны и склонился над скатертью. Послышались скорбные молящие звуки ритуального гимна.

Буа-д’Орм медленно качал головой, наблюди за собравшимися. По ту сторону дороги рос священный орешник, протягивая тонкие ветви навстречу ночи. Придет ли изумрудная змея, богиня, обитающая в этом чудесном кустарнике? Явится ли она своим детям?

Главный жрец стал взывать к ней:

В орешнике раздался шорох, среди листвы показалась и тотчас же спряталась треугольная головка. Грянул хор, приветствуя богиню, согласившуюся присутствовать на мистическом погребении Тонтона Пьера. Клемезина Дьебальфей впала в транс первая. Она вышла вперед, сморщенная, еще более согбенная, чем обычно, нетвердо ступая под тяжким бременем лет. Звуки гимна поднялись к самым звездам.

— Аго-йе, Ти-Данги!.. — взывал Буа-д’Орм. — Тонтон Пьер вырос на нашей земле стройный, как ствол молодой пальмы. Он работал в поте лица, Ти-Данги! Он никогда не боялся нищеты, Ти-Данги! Он трудился, трудился, трудился!.. Мы все знали только нищету и труд, аго-йе!.. Мы отдавали тебе то немногое, что имели, аго-йе! Не покидай нас, Ти-Данги!.. Твой служитель умер, Ти-Данги, но все же не покидай нас!.. Приди, выбери того, кто достоин служить тебе!.. Мы все собрались здесь, выбирай! Ты нужен нам, Ти-Данги! Мы не можем отпустить тебя, Ти-Данги!

Буа-д’Орм бросился на колени. Как молния, промелькнуло в листве какое-то животное и упало на белую скатерть. Подхватив ее, главный жрец тут же связал все четыре конца. Никто не успел рассмотреть таинственное животное. Хор запел, обращаясь к Ти-Данги:

Четверо мужчин взяли скатерть. Подняли ее с глухим стоном, словно это была непосильная тяжесть. Шествие двинулось в обратный путь. Те, кто нес скатерть, дышали с трудом, как будто взвалили себе на плечи целый мир. Они двигались, шатаясь под тяжестью таинственного животного. Их лица были искажены от натуги.

Войдя в Дом Мертвых, носильщики положили скатерть в угол, рядом с прибором. Женщины принялись вытирать большими платками потные лица тех, в кого вселились духи. Одержимые молча подходили к вдове Сентамизе и протягивали ей скрещенные руки. В Ремамбрансе боги сами избирали своих служителей. Случалось порой, что какой-нибудь бог годами не проявлял себя. Кого изберет своим служителем Ти-Данги? Он был великим богом. Что станут делать без него в дни испытаний дети Ремамбрансы? В стране появился недавно прибывший из Ямайки протестантский проповедник Клинг. Поговаривали, будто Септимус и Десимус Пьер собираются принять протестантство. До сих пор они колебались, боясь вызвать недовольство старика отца, — ведь он должен был оставить им наследство. Но теперь он умер, и сыновья, верно, не станут долго раздумывать. Десимус, казалось, совсем подпал под влияние пастора и все реже появлялся в святилище. Сегодня вечером он, однако, пришел. Он еще не смел отречься от богов предков, хотя и твердил, что ему надоело отдавать свой скудный заработок ненасытным лоасам...

Буа-д’Орм стоял прямой, как пальма. В глубине души он молил лоасов... Нет, он не может бессильно взирать на упадок и гибель святилища, это было бы слишком несправедливо. Ти-Данги не поступит так со старым служителем! Вера постепенно, но неуклонно покидает детей Ремамбрансы. Что до него, он всем пожертвовал небу. Нет, лоасы, он не заслуживает такой участи! Лучше умереть!.. Согбенная, дряхлая Клемезина Дьебальфей, в которую вселилась Аизан, подошла к главному жрецу и тихонько вытерла ему лицо платком, затем положила руку на его лоб.

— Воды! Спрысните Десимуса водой! — послышались крики.