Иннокентий Федоров-Омулевский - Проза и публицистика

– Где, говорит, Настасья? – у повара Степана, слышь ты, спросил.

– Да вон в углу, мол... плачет.

– Ладно! говорит. Ты, Степан, возьми, мол, эту записку да отведи ее с ней к частному приставу в полицию... Слышишь?

– Слушаю, мол.

Привели меня к частному. Вышел он, посмотрел на меня...

– Нагрезила, мол, видно, сударыня?

Я молчу. Он записку прочитал...

– Барин, мол, твой вот чего мне пишет: просит, чтоб я тебя на ночь в темную запер, а завтра поутру попотчевал хорошенько березками... Умней, мол, будешь, не станешь вперед грубить барину... Посадить вот ее!

Я ему в ноги; заплакала...

– Простите уж, говорю, в первый и в последний раз!

А рассказать, как все дело было,– не могу; это стыд нашел на меня втупоре, что вот, кажется, лучше бы живьем провалилась на месте, только это бы не рассказывать!

– Слышал я уж это, говорит, матушка, не от одной тебя! Запереть, мол, ее!

Так я и промолчала. Заперли меня в темную. Духота там, вонь такая, что не приведи господи! Натерпелась я в эту ночь всякого горя, государь мой! Как только вспомню, что завтра,– меня в лихорадку. Думала я это, думала... всю ноченьку напролет думала, да к утру и надумалась... Как проснулись это все в полиции, то я и говорю ундер-офицеру, окошечко там такое узенькое было, так через него, слышь:

– Сходи, мол, господин служивый, к своему частному да скажи ему, что мне беспременно надо сейчас с ним повидаться.

Тот и пошел, слышь ты; добрая, знать, душа была... Позвали меня к частному.

– Чего тебе там, спрашивает, али нетерпение такое большое? Успеешь, мол, еще отведать березовой-то кашки, рано уж шибко проголодалась!

– Я, мол, ваше благородие, не за этим вас спрашивала...

– Так за чем же? – говорит.

– Везите, мол, меня сейчас к губернатору, а то опосле чтоб отвечать не стали: мне, мол, ему нужно важную тайну открыть...

Частный-от так на меня и уставился.

– Да ты, говорит, девка, в своем ли уме?

– В своем, мол, в девичьем...

– Ты, говорит, подумай прежде: это ведь дело не шуточное!

– Чего, говорю, тут думать? думано! Знаю, мол, что не шуточное дело, за этим и пришла!

– Ну, коли так, говорит, так постой...

Стал он это по горнице своей расхаживать взад-вперед: ходил, ходил – сел. Посидел малехонько – ушел куда-то.

Погодя выходит он это ко мне в мундире, при шпаге, как есть во всей форме ихней...

– Нечего делать, говорит, поедем.

К губернатору, слышь ты, поехали. Частный-от спервоначалу сам к нему пошел, а мне обождать велел. Ждала я, ждала – насилу дождалась. Высунулся он из дверей, рукой мне машет.

– Иди, мол, к его превосходительству.

Оробела я шибко, одначе вошла. Губернатор-от так прямо сам и подошел ко мне, только строго таково взглянул, слышь.

– Чего же, говорит, ты мне, голубушка, скажешь?

– Я, мол, ваше превосходительство, при их благородии (на частного ему показала) ничего не могу сказать.

– Выйдите на минуточку...– частному говорит. Частный вышел.

– Ну, говорит, рассказывай тепериче, голубушка,

– Моя речь, мол, ваше превосходительство, коротка будет...

– Нужды нет, говорит, все равно рассказывай...

– Меня, говорю, вчера мой барин в часть посадил да еще выстегать велел сегодня; а вины, мол, за мной никакой не было, окроме того, что они сами...

– А кто, говорит, твой барин?

– Почмейстер здешний, говорю.

А губернатор-от приходился кто-то сродственником нашему-то барину. Ногами, слышь ты, он на меня затопал, как я почмейстера-то назвала...

– Так ты, говорит, только за этим-то меня и обеспокоила? а? Да как ты смела, кричит, а? Ах ты... такая-сякая!

Извини уж, государь мой: стыдно тепериче и впотьмах-то сказать, как он меня втупоре всячески обозвал... Одначе я приободрилась, как он ногами-то затопал...

– Так и смела, говорю, потому, если меня выстегают, я чего-нибудь сделаю...

– Чего, говорит, ты можешь сделать?

Ревет, слышь ты, одно слово, ревет.

– Мало ли, мол, чего, ваше превосходительство, могу сделать!

– А! – захайлал.– Так ты еще вон с чем ко мне пришла...

Скверно таково опять выругался.

– Господин частный! – ревет.– Господин частный! Пожалуйте сюда...

Вошел частный: бледный такой из себя сделался, оробел, чадо быть. Губернатор-от, слышь ты, и на него прикрикнул.

– Чего, говорит, вы меня всякими пустяками беспокоите! А? Извольте, мол, сейчас домой ехать, да чтоб вперед у меня этого не было! А ее, говорит (на меня показал), выпороть.

Поклонился он это нам, да низко таково, и хотел уйти, а я ему вслед-от:

– Попомните же это, говорю, ваше превосходительство, что если какой грех случится, на вашей душе будет.