Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Хоакин потерял сон.

— Она обращается со мной хуже, чем когда-либо, — жаловался он Авелю. — Играет со мной в кошки-мышки. Она хочет моей смерти!

— Еще бы! Теперь она чувствует себя профессиональной красавицей…

— Ты же ее обессмертил! Новая Джоконда {87} !

— Но ты как медик можешь продлить ей подлинную жизнь…

— Или приблизить ее смерть.

— Зачем же так трагично?

— Что мне делать, Авель, что мне делать?..

— Набраться терпения…

— Между прочим, из ее слов я понял, что ты рассказал ей, будто я считаю ее влюбленной в кого-то…

— Я хотел тебе помочь…

— Мне помочь?.. Ах, Авель, ты с ней заодно… Вы вместе меня обманываете…

— Обманываем тебя? В чем мы тебя обманываем? Она тебе обещала что-нибудь?

— А тебе?

— Разве она твоя невеста?

— Может быть, она стала твоей?

Изменившись в лице, Авель промолчал.

— Вот видишь! — воскликнул Хоакин дрожащим голосом. — Вот видишь!

— Что я должен видеть?

— И ты еще будешь отпираться? У тебя хватает совести смотреть мне в глаза?

— Хорошо, Хоакин, давай начистоту. Ведь мы с тобой давнишние друзья, почти братья…

— А брату — первый кинжал, не правда ли?

— Не горячись, Хоакин, наберись терпения…

— Терпения? А что такое вся моя жизнь, как не непрерывное терпение, непрерывное страдание?.. Ты всем симпатичный, всеми обласканный, ты победитель, ты художник… А я…

Слезы помешали ему закончить.

— Что я мог поделать, Хоакин? Как, по-твоему, должен был я поступить?

— Не домогаться ее, раз уж ты знал про мои чувства к ней!..

— Но ведь это она, Хоакин, она сама…

— Еще бы! Ты художник, ты счастливчик, ты баловень судьбы. Конечно, все женщины тебя домогаются. Словом, ты ее покорил…

— Даю слово, это она покорила меня, а не я ее покорил.

— Да, да! Она сама покорила тебя, эта королевская пава, профессиональная красавица, Джоконда… Ты будешь ее придворным художником… Будешь писать ее во всех видах, во всех позах, при любом освещении, одетую и раздетую.

— Хоакин!

— И так обессмертишь ее! Она будет жить столько, сколько будут жить твои холсты! То есть не жить, а существовать!.. Она будет существовать, как существует мрамор, из которого она сотворена. Она из камня, холодная и жестокая, как холоден и жесток ты сам. Она… Она просто кусок бездушной плоти!..

— Я прошу тебя, Хоакин, успокойся!

— И у тебя хватает совести просить меня успокоиться! Ты же поступил подло, бесчестно!

Тут Хоакин почувствовал себя обессиленным и умолк, словно раздиравшая его страсть убила способность говорить.

— Подойди сюда, послушай, — сказал Авель тем мягким тоном, который сейчас был для Хоакина всего страшнее, — послушай и подумай сам. Разве я мог заставить ее полюбить тебя, если она не любит? Она о тебе и слышать не хотела как о женихе…

— Я знаю, я всем противен. Я родился отверженным.

— Клянусь тебе, Хоакин…

— Не клянись!

— Клянусь, что если бы это зависело только от меня, то Елена уже сегодня была б твоей невестой, а завтра женой. Если бы я мог переуступить ее…

— Ты бы ее продал за чечевичную похлебку, не так ли?

— Нет, Хоакин, я бы не продал ее! Уступил бы безвозмездно и был бы рад видеть вас счастливыми, но если…

— Тебя она любит, а меня не любит! Это ты хотел сказать?

— Это самое!

— Она отвергла меня — меня, который так ее домогался, и сама домогается тебя, хотя ты и отвергал ее…

— Правильно, и зря ты мне не веришь. В этом деле я был стороной пассивной.

— Противно слушать, уж помолчал бы!

— Противно?

— Именно противно. Вести себя так — куда хуже, чем быть соблазнителем. Подумаешь, несчастная жертва! Ведь бабы из-за тебя дерутся…

— Не выводи меня из терпения, Хоакин…

— Тебя? Да ведь ты совершил подлость, бесчестность, преступление… Между нами все кончено!

И вдруг, изменив тон, со слезами в голосе он проговорил:

— Пожалей меня, Авель, пожалей! Пойми, что все смотрят на меня косо, враждебно, все отворачиваются от меня… Ты молод, счастлив, избалован… Тебя обожают женщины… Оставь мне Елену… Пойми, что к другой меня никогда не потянет… Оставь мне Елену…

— Но если я и оставлю ее…

— Постарайся устроить так, чтобы она выслушала меня, чтобы узнала меня лучше; скажи, что я умираю по ней, что без нее я не проживу и дня…

— Ты не знаешь Елены…

— Знаю вас обоих! Поклянись богом, что не женишься на ней…

— Кто тебе говорил о женитьбе?

— Ах, так все это, значит, только для того, чтобы заставить меня ревновать? Если так, то она всего-навсего записная кокетка… Хуже, чем кокетка, она просто…