Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Тьерри подробно рассказал о письме Пеньи Монтальво и о том, что его знакомые стали теперь относиться к нему пренебрежительно и насмешливо.

— Что вы предприняли? — строго спросил дон Пако.

— Пока еще ничего.

— Послушайте, друг мой, — сказал старик, посерьезнев и даже помрачнев, — вы попали в скверное положение. Если вы немедленно что-нибудь не предпримете, считайте, что вы человек конченый. Подобные дела требуют энергичных действий и смелых решений.

— Вы находите?

— Тут не может быть двух мнений.

— Вы полагаете, что лучше всего вызвать этого субъекта на дуэль?

— Естественно. Но он может не принять ваш вызов, и тогда…

— Тогда мне остается лишь одно — дать ему пощечину и учинить скандал.

— Я не вижу другого выхода. В таких случаях тот, кто бьет первым, бьет дважды.

— Значит, вы считаете, что в моем положении самое лучшее дать ему пощечину и учинить скандал?

— Не могу посоветовать вам ничего другого.

— Тогда я последую вашему совету.

— Хорошо. Только не идите к нему прямо от меня, иначе подумают, что это я вас настроил.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Вот увидите, я поступлю как нельзя более разумно.

Тьерри прошелся по парку и сел на скамейку, стоявшую на круговой аллее у дорожки, ведущей на улицу. Он расположился так, чтобы на него не падал свет ярких фонарей, и, окутанный полумраком, стал ждать. Вскоре к этому месту подошел Пенья Монтальво в окружении дам и друзей. Он о чем-то громко говорил и смеялся.

Тьерри приблизился к нему и учтиво сказал:

— Мне нужно поговорить с вами.

— Говорите, — презрительно ответил Пенья.

— Верно ли, что вы утверждаете, будто меня исключили из коллежа за половые извращения?

— Да, это верно, совершенно верно.

Монтальво произнес эти слова, картавя на французский манер: «Вегно, совегшенно вегно».

Не успел он договорить, как Хайме дрожащей от гнева рукой сильно ударил его по налитому кровью лицу. Пенья Монтальво бросился на Тьерри, но друзья и любопытные вмешались и развели противников. Дамы завизжали, несколько соломенных шляп упало на землю, в воздух взметнулись трости, кто-то застыл в нелепой позе — словом, начался скандал. У Пеньи Монтальво из носу текла кровь, словно у прирезанного борова. Побледневший Хайме принял боевую стойку. В нем заговорила кровь молодого янки, привычного к боксу: он был готов вступить в кулачный бой с кем угодно. Воспользовавшись возникшим беспорядком, журналист Агилера схватил Тьерри за руку и потащил к выходу. Они пересекли площадь Сибелес и пошли по улице Алькала.

— Дружище, какая великолепная пощечина! — восклицал Агилера. — Такие даются на сцене и слышны даже на галерке. А то, что гражданину при этом разбили в кровь физиономию, кажется мне уже менее артистичным. Пытаться боксировать после такой поэтической пощечины просто глупо. Это все равно что войти в салон во фраке, а потом остаться в одних кальсонах и сорочке.

Тьерри возразил, что он с большим удовольствием отвесил бы еще пару затрещин этому безмозглому субъекту. Не доходя до Пуэрта-дель-Соль, они зашли в кафе «Форнос». В одной компании уже толковали о драке в парке Буэн-Ретиро, считая ее следствием политического спора, возникшего в связи с убийством премьера.

— Что случилось? — спрашивал кто-то.

— Ничего особенного. Просто двое заспорили о покойном премьере и подрались. Тот, что помоложе, поранил другого, и, похоже, очень серьезно: его противник потерял много крови.

— Известно, кто они?

— По-моему, оба из аристократов.

На следующий день, около полудня, когда Тьерри еще спал, у ворот его особняка остановилась карета, в которой сидели два хмурых и надменных господина: граф де Арасена и маркиз де Вильякаррильо. Граф де Арасена, как всегда, являл собой образец безупречного денди, у маркиза вид был попроще да и платье поскромней. Они позвонили и, когда к ним вышла Сильвестра, спросили Тьерри. Заподозрив недоброе, женщина не позволила им войти в дом и даже не пустила их в сад, а позвала Бельтрана. Тот в фартуке и рабочей блузе вышел к гостям, и супруги вступили в переговоры с господами. Фонарщик и его жена сказали, что не позовут хозяина, пока им не объяснят причину визита. Аристократы решили, что Тьерри подстроил все это нарочно, чтобы избежать дуэли, и возвысили голос. Сильвестра и Бельтран, в свою очередь, приготовились перейти от рассуждений к оскорблениям и собрались высказать аристократам свое мнение о них самих и их женах, но тут Хайме услышал разговор и проснулся. Полуодетый, он высунулся в окно и крикнул: