Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Хайме не преминул сразу же написать ей письмо в возвышенном романтическом стиле, а вечером она прислала ему коротенькую записку, назначив свидание назавтра в парке Буэн-Ретиро.

Они вступили в связь, которая свелась к нескольким мимолетным свиданиям, лишенным всякой романтики, несмотря на романтические порывы Тьерри. Графиня, дама блестящая, высокомерная и деспотичная, разумеется, не могла ужиться с таким юным гордецом, как Тьерри. Женщина она была развратная и сладострастием своим напоминала львицу в период течки; не исключено, что похотливость ее объяснялась какой-то болезненной извращенностью. Этот порок графини усугублялся надменным и раздражительным характером. Словом, особа она была чванная, кокетливая, заносчивая и вечно всем недовольная. Графиня давно избрала путь, которым идут искательницы острых ощущений: она вступала в случайные и кратковременные любовные связи, никому и ничему не позволяя брать верх над собой.

Рассказывали, что у нее было много любовников — в их число входили почти все друзья ее мужа. Она слыла порочной женщиной с болезненно-обостренной чувственностью. Говорили также, что единственным мужчиной, сумевшим укротить графиню, оказался какой-то офицер, служивший теперь на Кубе: обращался с нею, как сутенер, и, по слухам, не раз поколачивал гордую аристократку. Уверяли, что она до сих пор тоскует по нему.

В разговоре графиня отличалась остроумием, иронией и саркастичностью. Весь ее ум и язвительность изобличали в ней принадлежность к своему классу, она неизменно обрушивалась на слишком смелых и дерзких представителей иных сословий. Любая антимонархическая или антиклерикальная шутка вызывала в ней гнев и презрение к шутнику, становившемуся мишенью ее сарказма.

Графиня любила высмеивать женщин среднего сословия, пытавшихся подражать высокопоставленным дамам; она открыто презирала политиков-демократов, писателей и журналистов. Последние в особенности казались ей подонками общества. С уважением она относилась только к королеве, королевской семье, епископам и генералам. Ходил слух, что во время какого-то семейного торжества некий министр, желая представить ей нескольких журналистов, сказал:

— Хотите, графиня, я представлю вам своих друзей-журналистов?

— А почему бы нет? — ответила дама. — Взглянем на эти убожества!

После нескольких встреч с графиней Тьерри возненавидел ее, и она ответила ему столь же глубоким презрением. Отношения их, естественно, прекратились.

— Благочестивая шлюха, — отозвался о ней Хайме.

— Ничтожество, набитый дурак, — оценила его графиня. — Заучил несколько фраз, повторяет их где попало и думает, что он гений.

Несмотря на свое презрение к бывшему любовнику, графиня чувствовала себя оскорбленной: только он да еще офицер сумели по-настоящему обидеть ее. Хайме она ненавидела всем сердцем.

У графини собирались реакционеры-аристократы. На этих сборищах она играла первую скрипку и постаралась смешать своего бывшего любовника с грязью. Однако в глазах дам из аристократического круга и знакомых графини Тьерри лишь выиграл после этой амурной истории, а у мужчин она даже вызвала зависть к нему и антипатию.

Эрмида так часто рассказывал родным и своей невесте Матильде о Тьерри, о его скитальческой жизни и любовных приключениях, что домочадцы Карлоса пожелали познакомиться с ним. Карлос пообещал привести его. Когда молодой денди наконец появился, Аделаида мгновенно прониклась восхищением перед ним. Матильда Левен говорила с Тьерри по-английски о литературе и музыке. Этот разговор и познания девушки произвели на него сильное впечатление.

— Какая женщина! — восторгался Хайме, выходя с другом на улицу. — У нее гениальная голова. Поговоришь с нею минуту — и сразу чувствуешь, как она талантлива.

— Да, это верно, — нехотя согласился Карлос.

— Она ваша невеста?

— Да, вроде бы так.

— Друг мой, вам повезло.

Многие посетители парка Буэн-Ретиро не спешили уезжать на лето из города. О таких говорили, что у них туго с деньгами, однако подобные предположения не всегда соответствовали истине. В душах сплетников свили себе гнездо коварство и зависть — пороки, которые столь любила живописать тогдашняя испанская литература. Людей, не располагавших средствами, осуждали за то, что они делают вид, будто у них водятся деньги.

Про других же отсутствовавших завсегдатаев парка рассказывали, что они, мол, разъехались по пригородным деревням, а вернувшись в Мадрид, станут разглагольствовать об отдыхе в Биаррице или Сан-Себастьяне.