Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— Кого ты? Какого дедушку? Меня?

И поскольку ребенок молчал, пораженный увиденным таинством, Хоакин продолжал допытываться:

— Так какого же дедушку? Меня?

— Нет, дедушку Авеля.

— Авеля? Вот он… мертвый. Ты знаешь, что значит — мертвый?

Устроив безгласное тело Авеля в кресле, Хоакин снова повернулся к внуку и замогильным голосом сказал:

— Он умер! И убил его я. Твой дед Каин убил Авеля. Теперь, если хочешь, можешь убить меня. Он хотел похитить тебя у меня; хотел отнять твою любовь. И отнял ее у меня. Это он во всем виноват. — И, зарыдав, добавил: — Он хотел похитить тебя, тебя, единственное утешение, которое еще оставалось несчастному Каину! Неужели Каину ничего не останется? Подойди обними меня.

Ребенок убежал, ничего не поняв, как убегают от умалишенных. На бегу он звал Елену:

— Бабушка, бабушка!

— Да, я убил его, — бормотал в каком-то бреду Хоакин, — но ведь он сам… вот уже более сорока лет он медленно убивал меня… Он отравил мне жизнь своим счастьем, своими успехами. Он хотел отнять у меня внука…

Заслышав поспешные шаги, Хоакин очнулся. Вошла Елена.

— Что случилось?.. Что тут происходит?.. О чем это ребенок?..

— О том, что болезнь твоего мужа привела к фатальной развязке, — холодно произнес Хоакин.

— И ты?..

— Помочь я уже не мог. В таких случаях помощь всегда запаздывает.

Елена пристально посмотрела на него и сказала:

— Ты… ты виноват…

И затем, бледная, подавленная, но не теряя горделивой осанки, она склонилась над телом мужа.

Прошел год, как Хоакин впал в глубокую меланхолию. Он забросил свои «Записки» и избегал видеться с людьми, не исключая собственных детей. Смерть Авеля казалась естественным разрешением его душевного недуга, известного дочери. Однако густая завеса тайны опустилась на дом. Елена вскоре убедилась, что траурное платье очень ей к лицу, и деловито принялась за распродажу мужниных работ. Казалось, что к внуку она не только охладела, но даже стала испытывать какое-то отвращение. Между тем у мальчика появилась и маленькая сестренка.

Наконец непонятная, таинственная болезнь уложила Хоакина в постель. Почувствовав приближение смерти, он вызвал однажды детей, жену и Елену.

— Ребенок сказал вам правду, — начал Хоакин, — это я убил его деда.

— Не говори таких вещей, отец, — умоляюще перебил его Авель-зять.

— Сейчас не время для споров, пора вам знать правду. Я убил его. Или все равно что убил, ибо умер он в моих руках…

— Это совсем другое дело.

— Он умер в тот момент, когда я схватил его за горло. Произошло это как во сне. Да и вся моя жизнь была сплошным сном, каким-то ужасным кошмаром, которые иногда одолевают нас незадолго до пробуждения, на рассвете, между сном и бодрствованием. Я не жил и не спал… Увы! Но нет мне и пробуждения. Я не помню своих родителей, не хочу их вспоминать и верю, что, умерев, и они забыли меня. Интересно, забудет ли меня господь? Быть может, вечное забвение было бы лучшим исходом. Забудьте меня, дети!

— Никогда! — воскликнул Авель, целуя ему руку.

— Брось руку! Она сжимала горло твоего отца в минуту его смерти. Брось ее! Но меня не бросайте. Молитесь за меня.

— Отец, отец! — горестно шептала дочь.

— Почему я был таким завистливым, таким злым? В чем я провинился? Каким молоком был вскормлен? Уж не было ли оно эликсиром ненависти? Кровавым зельем? Кто догадал меня родиться на земле ненависти? На земле, девизом которой является: «Возненавидь ближнего своего, как самого себя». Я жил, вечно ненавидя самого себя; здесь мы все ненавидим друг друга. Однако… Позовите ребенка.

— Отец!

— Позовите ребенка!

Когда прибежал внук, умирающий попросил его подойти поближе.

— Ты прощаешь меня? — спросил Хоакин.

— Не за что тебя прощать, — вмешался Авель.

— Подойди к дедушке и скажи «да», — приказала мать.

— Да, — прошептал ребенок.

— Скажи ясно, отчетливо, прощаешь ли ты меня?

— Прощаю.

— Только твое, одно твое, — хоть ты и не знаешь пока, что такое разум, — только твое прощение мне и нужно, прощение невинного существа. И никогда не забывай своего дедушку Авеля, который делал тебе столько рисунков. Не забудешь его?

— Нет!

— Никогда не забывай его, сынок, никогда. А ты, Елена…

Елена, потупив глаза, молчала.

— А ты, Елена?..

— Я, Хоакин, уже давно простила тебя.

— Я не об этом. Я только хотел посмотреть на тебя рядом с Антонией. Антония…

Несчастная женщина с мокрыми от слез глазами обняла мужа, словно желая защитить его.