Кальман Миксат - Том 2. Повести

— Мы всюду вас ищем с этим вином, — проговорил вежливо мажордом. — Но, черт возьми, что с вами произошло? Вы выглядите совсем молодцом! Не угодно ли выпить вина, сударь?

Ярость, нанесенная сердцу рана, вызывающая презрение человеческая подлость сделали Дружбу дерзким, взбудоражили в жилах кровь, потому-то он и выглядел таким упругим и помолодевшим.

Полным достоинства жестом он отказался от предлагаемого напитка и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Сию же минуту выведите меня из этого ада!

Это приподнятое состояние духа длилось лишь до тех пор, пока он не покинул дворец, пока не закрылись за ним тяжелые ворота и пока его не вернул к суровой действительности вышедший из-за кустов Кутораи, который с некоторым разочарованием воскликнул:

— Ваше благородие, вы все еще живы?

Силы покинули господина Дружбу, и он как сноп свалился на плечо надзирателя.

— Ох, Кутораи, лучше бы вам видеть меня мертвым. Кутораи (как он рассказывал позже) увидел профессора в ужасном состоянии: лицо его дышало гневом, губы дергались, в зрачках блуждал недобрый огонь.

В «Куриной Клетке», притоне молодых художников-титанов, еще и поныне бытует сказка о существовавшей некогда картине, которая якобы утерла бы нос всей Европе, если бы не пала жертвой бешенства. Это было произведение некоего Дежё Топанфалви, который с тех пор никогда больше ничего не рисовал. Уничтожение выдающихся шедевров часто происходит у таких именно наций, которые бережно хранят произведения заурядные.

А дело обстояло так: у господина профессора Тивадара Дружбы с некоторых пор появились признаки меланхолии. Возвратившись из поездки по северным районам, он стал чуждаться людей и изменил все свои привычки. Никуда не ходил, избегал встреч со старыми друзьями, целыми днями одиноко бродил по горе Геллерт или в лесах, окружающих Буду. Часто разговаривал сам с собой, но с другими, наоборот, молчал, и даже своей хозяйке чаще всего жестами выражал свои желания.

Но никому это не бросилось в глаза.

— Чем-то сильно опечален, бедняга, — говорила хозяйка, — но ведь у него и раньше были странности.

Однажды утром, как раз когда он умывался, к нему вошел молодой художник Дежё Топанфалви. Он был в бархатной куртке и, как все художники, с длинными волосами и искусственной «мушкой» около рта. За ним носильщик нес большой холст с портретом Ягодовской.

— Картина готова, сударь, — проговорил художник, сдернув покрывало. — Надеюсь, вы будете довольны.

Господин Дружба обернулся, но как только увидел Ягодовскую, вокруг чела которой сверкали лучи ореола, лицо его побагровело и исказилось, глаза налились кровью, он подбежал к картине, пнул ее ногой, затем продавил каблуком ботинка, вскочил и стал прыгать, неистово топча ее ногами.

— Сгинь, ложь, сгинь, сгинь! — выкрикивал он. — Сатана она, а не мать. Пусть станет прахом и тень ее, отброшенная на, этот холст!

Оторопевший художник попытался было воспротивиться: — Ради бога, что вы делаете? Знаете ли вы, что это больше, чем убийство? Если бы вы убили сто человек, то и тогда не причинили бы человечеству столько вреда.

Он хотел было силой помешать разрушительным действиям, но не осмелился: глаза разъяренного человека грозно вращались в своих орбитах, наводя такой страх, что он счел более благоразумным выскочить из комнаты и лишь на лестнице поднять крик:

— Профессор сошел с ума, хватайте его! Ой-ой, погибло мое величайшее творение!

Но поскольку сам художник казался не менее безумным, прохожие на лестнице и во дворе просто пожимали плечами. Так и бегал художник со своей жалобой от Понтия к Пилату. Однако в конце концов господа профессора гимназии узнали о печальной судьбе картины и ненормальном поведении господина Дружбы. Мнения резко разошлись.

— Сумасшедший! — говорили его враги. — Он, бедняга, всегда был ненормален.

— Эх, может быть, он разозлился на художника, — строили предположения добрые друзья. — А может быть, на женщину, изображенную на картине?

Господин профессор Лернер высказал особое мнение, предположив, что Дружба влюблен в Ягодовскую, потому что только влюбленный может так ненавидеть.

В противовес этому господин профессор Круг находил, что и меланхолия и апатия, в которую Дружба впал с некоторых пор, — явные признаки прогрессирующего паралича.