Владимир Набоков - Дар. II часть

В St. [129](придумать. Смесь Fréjus и Cannes. Или просто Mentone [130]?)<.> Бродил и томился. Как-то (дней через пять) встретил Музу Благовещенскую (или Благово? [131]). Зимой что-то быстрое и соблазнительное — но ничего особенного — минутное обаяние — ни в чем не откажет — было ясно. Тут сидела в пляжном полу-платье с другими в кафе. Сразу оставила их — и к нему. Долго не говорила, что знает (из газеты), а он гадал, знает ли Сонно, мерзко.

«У меня в пансионе есть свободная комната».

Потом лежали на солнце. Отвращение и нежность. Ледяная весна, мимозы. Потом стало вдруг тепло (сколько — неделю <���—> длилась эта связь — и стыдно, и все равно вся жизнь к чорту), случайно в роще увидел C. avis [132], о которой так в детстве мечтал. Страстный наплыв. [133]Все лето, совершенно один (муза занимала<���сь> сыском [134]), провел в Moulinet [135]. 1939. Осенью «грянула война», он вернулся в Париж. Конец всему, «трагедия русского писателя». А погодя...

Последние страницы: к нему зашел Кащеев [136](тот, с которым все не мог поговорить в «Даре» — два воображенных разговора, теперь третий — реальный). Между тем, завыли сирены, мифологические звуки. Говорили, и мало обратили внимания.

Г.<���одунов-Чердынцев>: «Меня всегда мучил оборванный хвост [137]„Русалки“, это повисшее в воздухе опереточное восклицание: „Откуда ты, прекрасное дитя “ [„А-а! Что я вижу...“ — как ласково и похабно тянул X [138], вполпьяна, завидя хорошенькую.] [139]Я продолжил и закончил, чтобы отделаться от этого раздражения».

К.<���ащеев>: «Брюсов и Ходасевич тоже. Куприн обозвал В.<���ладислава> Ф.<���елициановича> нахальным мальчишкой — за двойное отрицание». [140]

Г.<���одунов-Чердынцев> читает свой конец.

К.<���ащеев>: «Мне только не нравится насчет рыб. Оперетка у вас перешла в аквариум. Это наблюдательность двадцат<���о>го века». [141]

Отпускные сирены завыли ровно.

К.<���ащеев> потянулся: «Пора домой».

Г.<���одунов-Чердынцев>, держа для него пальто [142]: «Как вы думаете, донесем , а?» [143]

К.<���ащеев>, напряженным русским подбородком прижимая шарф, исподлобья усмехнулся:

«Что ж. Все под немцем ходим».

(Он не совсем до конца понял то, что я хотел сказать.)

Рукопись на обложке тетради озаглавлена автором. Более поздняя карандашная приписка: «и Русалка».

Этот персонаж (Михаил Михайлович) назван по имени русского писателя Михаила Дмитриевича Кострицкого (1887—после окт. 1941), путешественника, автора исторических и приключенческих книг. Известно, что в 1939 году Кострицкий жил в Фергане, в 1941 году был осужден Военным трибуналом войск НКВД (Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь. Под ред. П. А. Николаева. Т. 3. М., 1994. С. 106). Совпадение имени и фамилии едва ли может быть случайным, поскольку избранный Кострицким псевдоним, М. Д. Ордынцев-Кострицкий, под которым он приобрел известность до революции, сближается с фамилией Федора Годунова-Чердынцева.

Вычеркнуто: «отряхнул папиросу».

Было: «годах».

Далее следовало: «Очень приятно будет, если переселится в Париж».

Вычеркнуты другие варианты: «с вашей матушкой, ее-то я вовсе не знаю или, может быть, мельком видел в детстве»; «Вот с вашей матушкой... позвольте, нет, кажется, ни разу не довелось встретиться, если мне память не изменяет, что к сожаленью [...]».

Вычеркнуто: «Вы давно безработный?»; «Так вы безработный ».

Вычеркнуто продолжение: «но таких встречаешь, должно быть, в часы мужского приема в желтом <���кресле?> [...]». Далее Федор назовет его «сифилитическим прохвостом».

Вычеркнуто продолжение: «в серых симметричных пятнах — брился таким он, видимо [...]».

Наплевательство, равнодушие (от фp. je m’en-fichisme). Ср. у А. Белого: «...он любил шансонетку, вино и хорошеньких дам и плевал на все прочее; в „жеманфишизм“ вложил пузо, как в кресло...» («Между двух революций», 1934).

Застежка-молния (от анг. zip). Зачеркнуто: «с молнией».

Вычеркнуто продолжение: «ничем, кроме быть может широкой переносицы да формой глаз он не был <���похож на Щеголева?>».

Ранние, зачеркнутые варианты этого места: «Слушайте, хотите чаю? — Спасибо, не откажусь. Если только вас не затруднит... что ж, пожалуй, чашечку выпью, хотя, честно говоря, я предпочел бы просто стакан воды или вина или чего-нибудь такого. — Погодите, у меня там чайник кипит».