Михаил Садовяну - М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание

— Если бы новое правительство было демократичным и действительно хорошо относилось к крестьянам, как похвалялись его нынешние министры, находясь в оппозиции, оно приняло бы сейчас декрет об экспроприации поместий или хотя бы объявило о таком решении. Даю честное слово, все эти люди, внизу, так напуганы крестьянским восстанием, что только бы аплодировали!

— Ты все шутишь, дорогой, — заметил репортер газеты «Универсул», — но дело обстоит именно так, как ты говоришь. Я толковал со многими депутатами и сенаторами, и они заявляют, что согласны на любые реформы, даже самые радикальные, вплоть до экспроприации, так как в противном случае не видят возможности возвратиться в свои поместья и после прекращения беспорядков.

— Люди обещают многое, но как только опасность проходит, забывают о своих обещаниях да и о многом другом, — заметил бывший депутат, старый журналист с импозантной окладистой бородой, вызвав смех окружающих.

Успех доставил ему такое удовольствие, что до конца заседания он то и дело прыскал со смеху, раздражая соседей.

Внезапно зал всколыхнулся, загудел. Вошли члены нового правительства. Заседание открылось. Премьер-министр, сгорбленный старичок с голоском горемычной вдовицы, начал патетическую речь, упоминая в каждой фразе о «нашей любимой маленькой стране», о «нашей маленькой любимой стране», о «нашей стране, маленькой и любимой», часто останавливаясь, чтобы утереть слезы, и, наконец, закончил словами о «заблудшем крестьянстве», об «энергичных мерах» и «содействии всех добропорядочных румын». Ему ответил бывший премьер-министр, нынешний глава парламентского большинства, также старик, но более видный, с белой бородой, который тоже долго бормотал о «нашей маленькой стране» и посулил новому правительству безусловную поддержку парламента старого созыва. Тогда новый премьер-министр подошел к бывшему премьеру, пожал ему обе руки, и они горячо облобызались. Депутаты и сенаторы вместе с публикой приветствовали ураганом аплодисментов эту сцену патриотического братания. У многих слезы навернулись на глаза, и даже самые черствые сердца растроганно дрогнули. Один лишь Стан Рэкару не смог промолчать и выпалил на трибуне печати:

— Это чмокание здорово пропечатается на крестьянских спинах!

Макс Стрешин, один из старейших редакторов официоза нового правительства «Гласул попорулуй», негодующе отчеканил в ответ:

— Я тебе запрещаю, сударь, осквернять столь возвышенные минуты пошлыми шутками, пригодными только для вашей еврейской печати!

Стан Рэкару хладнокровно отпарировал:

— Вот что, милейший! На твое патриотическое возмущение мне в высшей степени наплевать, так как всем хорошо известно, насколько оно бескорыстно, но я никак не пойму, почему еврейской печатью возмущаешься именно ты, хотя сам с детства вроде бы еврей?

Стрешин невнятно пробормотал еще несколько негодующих слов и, воспользовавшись новым шквалом аплодисментов, гордо покинул трибуну печати. Тем временем в зале излияния восторга продолжались, и публика с жаром поддерживала их; после лобызания премьер-министров члены нового правительства спустились, чтобы пожать руки бывшим министрам и другим видным политическим мужам. Эти объятия и поцелуи вызывали восторженные клики «ура» и аплодисменты, причем наиболее продолжительными они были тогда, когда взволнованно обнимались вчерашние враги, всегда поливавшие друг друга грязью.

В обстановке трогательного единодушия, под овации, были затем приняты законопроекты, представленные новым правительством в целях восстановления порядка, и в первую очередь закон, разрешающий ввести осадное положение всюду, где это потребуется.

— Вот это другой разговор, братцы! — пробормотал Стан Рэкару, ирония которого всегда пользовалась большим успехом у собратьев по перу. — Нечего забивать нам голову чепухой и потчевать патриотическими конфетками. Ведь хозяева-то мы!

Рошу, не проронивший за все время ни единого слова, сейчас саркастически усмехнулся и повернул голову к Титу. Но тот исчез. Он увидел Еуджению Ионеску и вышел ей навстречу. Хотел сказать ей и Гогу, что Григоре Юга, который завтра утром собирался в уезд Арджеш вместе с новым префектом Балоляну, просил Титу составить ему компанию, чтобы не оказаться в Амаре, где неизвестно что произошло, в полном одиночестве. И хотя сейчас не следовало бы оставлять редакцию, он не может отказать Юге и решил ехать с ним. Если раньше он ездил туда для развлечения, то тем более обязан находиться рядом с Григоре сейчас, когда, возможно, сумеет в чем-нибудь ему помочь.