Мор Йокаи - Черные алмазы

От правительства он получил в вечное пользование патент на состав своего огнетушительного раствора. От акционерного общества — денежное вознаграждение. Выборные от рабочих навязали ему пост управляющего шахты, отечественные и иностранные ученые общества в Европе и за океаном избрали его своим членом. Иллюстрированные журналы распространили по всему свету его портреты и жизнеописание. В каждой деревне долины Бонда простые люди поминали его в своих молитвах, и когда первый поезд промчался по возвращенной к жизни бондаварской железной дороге, то паровоз носил имя «Беренд».

Только бог уберег его от награждения орденом.

Но среди потока приветствий и благодарственных посланий, полученных Иваном, самым интересным было письмо, написанное собственноручно графиней Ангелой Бондавари.

Графиня откровенно рассказала ему обо всех событиях, произошедших со времени их последней встречи.

Она вышла замуж за маркграфа Салисту и не была с ним счастлива.

Деда ее, князя Тибальда, по настоянию Салисты, взяли под опеку, вследствие чего все состояние рода Бондавари пошло прахом.

Ангеле пришлось узнать лишения.

Даже графиня Теуделинда не получала положенных ей по договору доходов с бондаварского имения.

Графини вынуждены были жить одним домом.

В эти трудные времена немало прежних друзей показали свое истинное лицо, в том числе и Салиста. Он отбыл в Мексику в чине полковника.

И тут подоспела спасительная помощь Ивана.

Прежде всего его вмешательство сбросило князя Вальдемара с триумфальной колесницы.

Затем оно вернуло князю Тибальду погибший было миллион, вложенный им в бондаварские акции.

После этого князь Тибальд помирился со своей внучкой.

Он высвободился из лап кредиторов, и семейные отношения наконец-то будут улажены.

Графиня Теуделинда теперь исправно получает положенный доход с имения.

Обреченный на разорение аристократический род спасен и вновь возродился к жизни.

И жизнью своей он обязан некоему безвестному ученому, которого…

Здесь обрывалось письмо графини Ангелы.

Но ниже подписи была сделана приписка.

В ней говорилось:

«Пришлите мне ответ на это письмо. Я прошу об одной только строчке. Напишите лишь: я все вам прощаю!»

Иван тотчас же ответил графине.

Он писал, что весьма благодарен: графиня до сих пор не забыла его. Но, положа руку на сердце, он и понятия не имеет, за что она может просить прощения. Напротив, он с глубокой признательностью вспоминает те добрые чувства, которые питала к нему графиня.

Иван постарался, чтобы письмо его было вежливым и холодным.

Но в ответ пришло новое письмо от графини Ангелы:

«Не спрашивайте, в чем моя вина перед вами, — говорилось в письме. — Достаточно того, что это знаю я. Нет, не вы упрекаете меня, а моя тревожная совесть. Она жаждет успокоения. Скажите со всей откровенностью, сможете ли вы когда-либо простить меня! Не так мне следовало бы обходиться с вами, как я это делала когда-то!»

Иван снова ответил графине.

На этот раз его письмо было более пространным.

Он поверил ей тайны, которых никому никогда не открывал. Пусть будет спокойна душа графини, его она ничем не обидела! Образ графини и по сей час в его глазах столь же светел, как при первой встрече.

После этого он получил письмо от графини.

«Сударь!

Напишите мне только одну строчку:

«Ангела Бондавари, от всего сердца прощаю вас».

Если можете.

И больше ни слова!»

Иван написал эту строчку — и больше ни слова.

Однажды вечером у дома Ивана остановилась дорожная карета и еще какая-то повозка. Иван в ту пору занимал бельэтаж правления акционерной шахты.

Привратник обменялся несколькими словами с прибывшими, после чего передал Ивану две визитные карточки.

Иван с изумлением прочел:

«Графиня Теуделинда Бондавари».

«Графиня Ангела Бондавари».

Он обратил внимание, что к последнему имени не добавлено имя супруга.

Иван велел привратнику просить дам к нему, он готов их принять.

Чего они хотят от него? Каким новым мучительным испытаниям подвернут они его сердце? Ведь он никогда не наносил им обиды. Всегда желал им добра и делал добро. Отчего же они не оставят его в покое?

Дверь отворилась, и Иван увидел только одну даму.

Она была в глубоком трауре, даже лицо ее окутывала густая черная вуаль, и заслоняющий лицо креп скрадывал ее черты, как покрывало скрывает черты изваяния.